|
И коей мерой меряете...
|
|
| АНИРИ | Дата: Вторник, 16 Май 2017, 18:18 | Сообщение # 376 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус:  | Это,Танюш, именно та деревня, про которую я писала
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| Ла-Ра | Дата: Вторник, 16 Май 2017, 20:08 | Сообщение # 377 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Статус: | Цитата АНИРИ (  ) И тогда я еще не знала, что на следующее лето, когда мы приедем забирать в Москву бабу Полю, страшно и неожиданно ставшую одинокой, после тихого ухода деда Ивана, я уже не встречу своего цыгана. И что я не встречу его уже никогда. И больше никогда не вернусь сюда - к этой реке. К нашему с мамой Караю... И в свое детство.
Жизнь... Судьба! Что тут скажешь?
Хорошо, Ир! Очень хорошо!
Послушала песню, посмотрела на твои места. Что же так не пускает тебя туда? Красота ведь такая!
От себя не убежишь...
Сообщение отредактировал Ла-Ра - Вторник, 16 Май 2017, 20:14 |
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Среда, 17 Май 2017, 06:37 | Сообщение # 378 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Есть мысль, все здесь оставить, купить дом, и жить там. Но я боюсь уехать из Москвы. Знаете же, мы тут цепляемся, как идиотки. И не понимаем сами -за что.
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| ledola | Дата: Среда, 17 Май 2017, 14:33 | Сообщение # 379 |
 Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Статус: | Цитата АНИРИ ( ) Это здесь
карай
песня отличная и фото, конечно....
А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.
Долгих Елена
авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Четверг, 18 Май 2017, 09:40 | Сообщение # 380 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Часть 3. Ирка. Глава 9. Уход
- Никто не знает, Ир. Вернее, никто не скажет правды. Я тоже не знаю ничего. Хоть что-то и чувствую...
Мама сама начала этот разговор, видя, как я сохну в эти месяцы. Кончалась зима, я писала Рамену каждую неделю, и ни разу получила ответа. Ни одного. Ни весточки. Как будто и не было той ночи, обещаний и клятв. Как будто не было ничего и мне все это приснилось. Дни проходили в тоскливом тумане, я почти не могла учиться, начала получать трояки, а последняя двойка по английскому сильно удивила и встревожила маму. В один из февральских вечеров, когда папа был на дежурстве, а баба Аня уже ушла в свою квартирку, где они теперь жили с бабкой Пелагеей, мама подсела ко мне, подкравшись почти не слышно. Я, как всегда последнее время, сидела, уткнувшись лбом в холодное стекло и смотрела, как крутятся серые снежинки в свете фонарей и исчезают где-то там, внизу, в темноте. Теплая рука скользнула по волосам, чуть погладила щеку, потеребила за нос. Я повернулась.
- Брошку дай, Ир. Я знаю, она у тебя.
- Какую брошку, мам? Я ж её Оксанке отдала, ты забыла, что-ли?
- Ирк, не ври. Доставай.
Она покопалась в кармане и вытащила что-то. Это что-то звякнуло о полированную столешницу и засияло в свете торшера, неярко, загадочно. Брошь! Почти такая же, как моя, только меньше, раза в два. Оксанкина, та что я ей тогда подарила! Да еще кольцо - тоненькое, изящно изогнутое, украшенное ажурным листиком с блестящей росинкой - капелькой.
Я смотрела на это великолепие и не могла оторвать глаз. Тихонько вытащила из-под белья верхней полки шкафа свою и положила рядом.
- Он тогда это всё мне принес. Это гарнитур, не простой, старый. Не знаю, украл ли, купил ли где... Я не спрашивала. Сказал: «Кольцо тебе, брошки дочкам. Или снохам, как повезет, кого мне родишь...»
Мама отвернулась к окну, её лицо казалось далеким, чужим, смутным. Я видела, что глаза у нее заблестели, но она смахнула слезинки, по-девчачьи похлопав ресницами.
- Но он врал, я знала. Вернее, не врал, но никогда бы не решился...Не смог бы пойти наперекор… И я это не взяла.
Я смотрела на маму, на ее красивое, ухоженное лицо с белоснежной кожей и тонким румянцем и ничего не понимала. Первый раз я увидела тоску в её всегда веселых, искрящихся глазах. Такую тоску, что мне захотелось зарыдать, громко, как бабки- кликуши на деревенских похоронах - в голос.
- Кто, мам? Кто украл-то? У кого не взяла?
- Кто… Так отец Рамена твоего, кто же еще… И сын такой же - вылитый, в папу. И хочется им, и колется и мама не велит…
Она помолчала, чуть кашлянула, голос хрипел.
- Он потом брошки жене отдал. А кольцо мне Райка передала, уже после. Когда он умер. Когда Черген его...
Мама резко повернулась ко мне, больно схватила за плечи и звонко сказала, прямо в лицо:
- Они, Ирк - черные! Душные. К ним – все равно, что в омут. Тонешь, дышать нечем. И вынырнуть невозможно.
У меня опять возникло чувство, что мама говорит не со мной. Она это рассказывает кому-то, тому, кто понимает, кто утешит, может быть, поможет успокоиться. Этот слушатель был и далеко и близко, и мне даже казалось, что я вижу его. У него пышные, седые усы. Что там на нем? Пушистое, белое... Безрукавка, что-ли?
… Мы с мамой одновременно пришли в себя и даже вместе потрясли головами, отгоняя наваждение. Мама встала, и уже совсем другим голосом, привычным, чуть насмешливым сказала:
- Забудь! У тебя классы вон выпускные. Потом в институт. Знаешь, какая жизнь тебя ждет? Чудесная, веселая, интересная. Ты городская, у тебя столько возможностей. И любовь и радость – все будет. Только подожди.
Я, конечно не верила, но вдруг почувствовала, что темная пелена сползает с моего сердца. Или с глаз, не знаю. Вроде вытащили осколок от ледяного зеркала. Стало легче, разжалось что-то, и я заплакала, но совсем без горя, будто умылась прохладной водой в жару.
***
- Ты Оксанк, больная, что ли, совсем? Что натворила-то? Я тебе говорила, скажи маме моей, у нее врачей знакомых навалом. Она бы помогла. Что делать теперь?
Мы с Оксанкой сидели на лавке у соседней хрущобы, за мусоркой. Там, с одной стороны, вечно была навалена куча из сломанных деревянных поддонов, какой-то бумаги, коробок, а с другой - высилась стена бурьяна, переходящего в лес. Это было наше тайное место, там мы делились друг с другом самыми главными секретами. И именно там Оксанка, воровато покуривая в кулачок, впервые рассказала мне о своём Андрюшке. Лучшем на свете, настоящем принце из сказки, добром, щедром и ласковом. Андрюшка был на пару лет старше, на голову ниже и раза в два худей своей любимой, но счастью это не фига не мешало. Краснея, чувствуя, как от подружкиного рассказа мне и стыдно и сладостно, я слушала, что любовь - это не только вздохи на скамейке. И то, что в ней было еще, судя по Оксанкиным рассказам - мне совсем не нравилось. И вот...
Серая, как стена, с землистыми губами, и такими глазами, вроде их выпили, и они превратились в дыры без цвета, Оксанка раскачивалась на лавке, держась за живот и беззвучно что-то шептала. Потом повернулась ко мне и просипела:
- Ир, помираю, кажись.
- Давай, я в скорую позвоню, а? Ну что делать-то?
Я бегала вокруг лавки и совершенно не знала, куда мне броситься. В голове стучало, сердце колотилось, я почти рыдала, но старалась держать себя в руках.
- Не, не вздумай. Они в школу сообщат и эту... врачиху посадят... а я обещала. Да и папка... Он меня бабке, в деревню сдаст, сказал.
- Идиотка!
Я судорожно соображала. То, что Оксанке очень плохо, это очевидно. И то, что сейчас решать, как поступать, нужно мне – очевидно тоже. А на весах - многое. И тут, мне пришла в голову светлая и спасительная мысль. Мама! А кто же. Только она...
-Потерпи, Оксан. Я сейчас.
Оксанка облокотилась на спинку лавки, зажмурила глаза и из-под черных, длиннющих, пушистых ресниц заструились две тоненькие, блестящие дорожки. Я со всех ног рванула домой.
...
- Я поняла. Сиди здесь. Я быстро.
Мама больше не сказала ни слова, и что-то прошептав отцу, крепко схватила его за руку и утянула за собой. Я впала в какое-то сумеречное состояние, как сквозь вату слышала, что завозились в прихожей, потом хлопнула дверь в родительской спальне. Протащив онемелые ноги по коридору, я попыталась проникнуть к ним, но мама, с распаренным красным лицом выскочила оттуда, развернула меня спиной и поддала коленом под зад.
- На, в ванную отнеси. И иди отсюда.
И сунула мне ворох жутких, кровавых тряпок.
Скинув страшный груз, я птицей сидела на кухне, на табуретке, поджав ноги и слушала, что происходит. Пришла Гелена, врачиха из районной больницы, я узнала её по голосу, ломкому, как хворостинка и капризно-тоненькому. " Такая изысканная, а ведь хирург, золотые руки", - говорила про неё мама. И часами втолковывала после уроков, у нас на кухне, правила Гелениной толстой, неповоротливой дочке, которая смотрела на мир пустыми прозрачными глазами. Ей правила были по барабану, зато в первый же подходящий момент, когда мама отвлекалась, она норовила утянуть из вазы печенюшку потолще. А лучше пару-тройку, быстро сунув одно в рот, а остальные в карман.
Кто-то еще заходил, шаркали шаги, хлопали двери, звенели какие-то металлические штуки. Наконец, все затихло. На кухню зашла мама. Она была еще взмыленная, но уже не красная. И, вроде даже слегка улыбалась...
- Иди, дура. Тебя Оксана зовет.
Я не поняла - чего я-то дура. Но, видимо, за компанию. Поэтому, совершенно не обидевшись, приняв, как должное свою дурость, я кинулась мимо мамы, стараясь проскочить побыстрее, зная по опыту, что можно схлопотать по затылку, шутливо, но обидно. И краем глаза заметила, что в руках у мамы, похоже - сигарета. Откуда она у неё?
***
В темной прихожей было прохладно и пахло лампадкой. Я привыкла к этому запаху еще с деревни, когда баба Поля, встав на цыпочки, держась за оклад огромной иконы и слегка охая, ловким движением вытягивала фитилек из маленькой, закопченной стеклянной колбочки. Потом с трудом держала спичку, пока дрожащий, слабенький огонек не разгорится посильнее и не осветит суровое лицо Бога. Бог часто менял своё настроение, именно на этой, любимой стариками, иконе. "Парадной", как называла её безбожница баба Аня, чуть усмехаясь в сторону. По святым праздникам он улыбался сверху - радостно и немного насмешливо, карие глаза становились тихими и ласковыми, а смуглые, худые руки нежно теребили мягкие кудри хохочущих толстых ангелов. А в хмурые, дождливые дни, особенно, если меня, провинившуюся, закрывали в комнате, он смотрел требовательно и даже зло, жестко держал ангелов за затылки и у них было плаксивое, испуганное выражение пухлых лиц...
...Теперь эту икону отдали в деревенскую церковь, а бабка молилась другому Богу. Почти незаметному на черной, потрескавшейся доске маленькой иконки. Её большая спина с трудом сгибалась в привычном поклоне, да и тесно было крупной, полной казачке в узком пространстве крошечной комнатки московской хрущобы. Иконка висела высоко, почти под потолком, и баба Поля не доставала до лампадки. Поэтому святой огонек тлел у нее на тумбочке около кровати, а лик Божий освещал трепещущий свет крошечной лампочки-ночника, похожего на водную лилию. Папа вставил в ночничок длинную лампочку и прикрепил конструкцию к иконке, каким-то, одному ему известным способом, заставив лампочку мерцать совсем живым пламенем.
...Бабушка часто сидела на кровати и, не отрываясь, смотрела на это мерцание. У нее слезились глаза, она уже почти ослепла, и плохо слышала. Больные ноги с трудом носили сильно пополневшее от постоянного сиденья в крошечной квартирке, тело , но на улицу она не выходила. Она и в деревне - то не шла со двора последние годы, так – до огорода и обратно. А тут…с пятого этажа… Но каждое утро, в пять, она вставала, умывалась, плотно стягивала почти не поредевшие волосы в тугой пучок и красиво затягивала его платком. И шептала Богу что-то свое, тайное, часто вытирая глаза краешком шали, такой же яркой и нарядной, как раньше...тогда...когда был жив дед...
- Детка моя золотэнька. Пиды до бабы.
Я подскакивала к ней, зная, что сухие, но ещё сильные руки быстро обшарят меня от ушей до хвоста, проверяя, теплые ли на мне штаны, все ли пуговицы пришиты, хорошо ли "убраны" волосы.
- Волосья подбери, ишь. Расхрыстала.
Она ловко приглаживала мои космы и совала мне в руку мятую конфетку.
- И панталоны нэ тэплы. Коза. Где мамка-то? Шлындрае?
…Мама забегала к бабкам каждый день. Быстро наведет порядок, сварит обед, простирнет, погладит. Потом сядет рядом с бабой Полей, прижмется и сидит, долго, как будто придремав. Иногда заходил папа.
Вот, кого бабка ждала, как манну небесную. Живой, любопытный ум, который она умудрилась сохранить до последних дней, был еще острее, чем у матери с отцом, во всяком случае, мне так казалось. До позднего вечера отец читал ей политические статьи из газет и они, размахивая руками и крича, что-то обсуждали. Мне было скучно, и я думала свои думы, периодически вздрагивая от особенно рьяных воплей. А бабка всегда побеждала в их неравной политической борьбе.
- И не спорь, мине жизня учила. Ишь!
Папа смеялся и не спорил…
***
- Со духи праведных скончавшихся, Пелагии, душу рабы Твоея, Спасе, упокой, сохраняя ю во блаженной жизни, яже у Тебе, Человеколюбче...
В комнате почти ничего не было видно от дыма кадила, свечек и сгустившегося, как масло воздуха. Желающих простится с бабушкой не вмещала наша большая квартира, и народ толпился даже на лестнице , у лифта. Дядя Боря, черный, как головешка, трясся от сдерживаемых слез, а его жена, тетя Лина, кивала на каждое слово попа белой кудлатой головой и плакала. Баба Таня, тетя Галина, Ленка… приехали все. Гудящая толпа была похожа на шмелиный рой, и нарастал и нарастал шум – равномерный, странный, навязчивый.
Я стояла, прижавшись к маме и чувствовала, как напряжено ее тело, вытянуто в струночку и чуть вздрагивает. Черное шершавое платье неприятно царапало мне щеку, кололо ухо, но я не отодвигалась, потому что думала – я отойду, а она упадет.
Но мама не упала. Она и не плакала почти, только шевелила губами, повторяя что-то за священником.
- Гель! Ты давай, держись-ка! Что это ты нюни распустила!
Тетя Галя стояла рядом с нами и говорила резким, хорошо поставленным голосом, рубя воздух ладонью, как топором.
- У тебя вон, мать на руках. Семья. Что молчишь? Бабка хорошую жизнь прожила, слава Богу. Восемьдесят семь! Тебе бы столько.
- Она пожила бы еще, - мама прошелестела еле-еле и отвернулась, глядя на большой дубовый крест на бабкиной могиле.
- Себя что ли винишь? – тетя Галя совсем рассердилась и почти кричала, - ты все сделала для нее. Все что могла! Она от болезни умерла, от старости. Давай - ка, чухайся. У каждого своя дорога
- Она от тоски умерла, - вдруг хрипло сказала мама, развернулась и пошла по дорожке к воротам …
Чуть в сторонке
Сообщение отредактировал АНИРИ - Четверг, 18 Май 2017, 09:57 |
| |
| |
| Ла-Ра | Дата: Четверг, 18 Май 2017, 20:39 | Сообщение # 381 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Статус: | Читаю, Ир, и будто кино смотрю. Очень живо всё. И уже настолько родное!
Молодец!
От себя не убежишь...
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Четверг, 18 Май 2017, 20:42 | Сообщение # 382 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Жалко ее, Пелагею. Она мудрая была, сильная, и мама была на нее очень похожа.
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| mazhorina-tatjana | Дата: Пятница, 19 Май 2017, 00:07 | Сообщение # 383 |
 Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 11151
Статус: | Цитата АНИРИ ( ) я писала Рамену каждую неделю, и ни разу получила ответа.
не получила
Ир, надо же, как у вас судьба интересно перекликается с цыганами...
Моя авторская библиотека
|
| |
| |
| ledola | Дата: Пятница, 19 Май 2017, 01:50 | Сообщение # 384 |
|
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Статус: | Цитата Ла-Ра ( ) Читаю, Ир, и будто кино смотрю. Очень живо всё. И уже настолько родное!
на сто процентов согласна!! Ириш, оторваться невозможно. Зашла сегодня, а тут продолжение, на душе сразу радостно так))))
А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.
Долгих Елена
авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Пятница, 19 Май 2017, 08:35 | Сообщение # 385 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Спасибо, девчонки. Мне кажется, я бы не смогла продолжать, если бы не вы
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Среда, 24 Май 2017, 09:41 | Сообщение # 386 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Часть 3. Ирка. Глава 10. Давление
- Смотри, Ирка. Да не туда! Вон, глянь, какой носатый. Ну, ведь пропустишь все на свете, что ты в книжку свою впялилась...
Мама толкала меня в бок и щебетала, быстро, быстро. У меня было чувство, что она сбросила с десяток лет, и еще немного - рванула бы прямо через площадь к высокому, старинному зданию института, что бы успеть первой прочитать списки поступивших. А тут я - толстая, неповоротливая, да ещё вечно читающая что-то, где бы мы ни были, не отрывающая глаз от страниц.
- Ир, иди, смотри же. Ну не мне же идти, я и так тут, как курица, бегаю.
Но списки я уже прочитала, фамилию свою нашла, а больше меня ничего не интересовало. Разве что Аксинья, все-таки пришедшая на свиданье к Григорию в подсолнухи...
- Ну что ты тоскливая такая. Ведь весело же здесь, ребят столько, давай - иди, знакомься.
Она почти пинала меня в сторону небольшой группки, стоящей у самого забора - высокого, из причудливо закрученных металлических прутьев с вензелями.
- Мам! Ну, отстань же. Я не знаю там никого, чего ты. Я потом.
-Потом - суп с котом! Сейчас только и узнавать, пока все по компаниям не распределились. А то так и останешься одна, как белая ворона.
Она схватила меня за руку и потащила по тропинке, но я уперлась, вырвалась, и, развернувшись, удалилась в тенистый маленький скверик неподалеку. Надувшись, села на лавку и снова раскрыла книгу, но мне не читалось. Краем глаза я наблюдала, как мама подскочила к ребятам и что-то весело говорила, привычным движением откидывая назад голову, круглую и большую от копны густых, пепельных волос. Блестели её зубы и глаза, и мне казалось, что я старше мамы, лет этак на пятнадцать. А уж тоскливее - лет на сто.
***
- Там очень интересные ребята есть, умные, грамотные. Мне понравились они... Саша, например. И Сергей. Красиииивый...На него уж все девахи глаза положили. Видела, высокую такую одну, волосы длинные, волнистые, светлые. Вот она - особенно.
Мы сидели у телевизора и лопали белые булки с вареньем и орехами.
"Калорийные", - так их называли, и, судя по моим бочковидным бокам, булки вполне оправдывали свое название. Мама тоже булочки обожала, но любимым её лакомством были ореховые трубочки. Счастье они вызывали у неё необыкновенное, и мы с папой не ленились, раз, а то и два в неделю, трястись на трамвае до дальней булочной, той, что у самого леса. Эти штучки продавались только там, вместе с косхалвой и прочими восточными радостями. Мама могла срубить их разом штук восемь, аппетитно запить молоком, и добавить еще парочку. Полнота ее почти не волновала, хотя я видела, что ей стало тяжелее ходить, особенно по лестнице.
- Да ладно, мам. Познакомлюсь. Куда спешить.
Мне хотелось сбежать скорее к себе, открыть книгу и уйти туда, где мир был ярким и радостным, где тоже любили и предавали, но красиво, по-настоящему. Не так, как у нас с Раменом. Последнее время я совсем ушла в тот мир и здесь меня почти не было. И все время так болела голова...
- Ир, не нравишься ты мне совсем. Квелая стала, отстраненная. Давай мы тебя с папой врачу покажем. Обследование сделаем, кровь… А?
- Не. Мне завтра в институт. Какие врачи еще.
Я спряталась в своей норке, включила торшер, взяла книгу... и ...унеслась...
***
Знаете, что такое давление? То, что внутри головы, внутричерепное, как называют его доктора? Его не зря так назвали, потому что этот поршень, состоящий из тяжелого и неприятно теплого воздуха, давит так, что ты распластываешься по кровати, как червяк после дождя на асфальте, и ноги не справляются со свинцовым, неповоротливым телом. И еще, самое страшное, ты не можешь читать, потому что вылазят глаза, и их хочется прижать кулаком посильнее, запихнув обратно. Человеческая еда не лезет в глотку, хочется чего - нибудь зверского. Чтобы прочистить внутри. Например - пары-тройки лимонов, но не чищенных и с сахаром, как мне давала баба Аня, а прямо кусать, вместе с кожурой и глотать, аж захлебываясь. И больше ничего. Что я и делала, не обращая внимания на испуганные круглые карие глазки бабушки, пытающейся выдрать лимон из моих, крепко сжатых пальцев.
- Может нам её в больницу, Гель, смотри, что творит...
Голоса гулко доносились из кухни, дребезжа, бились о стенки длинного коридора, а потом ухались в мою картонную голову, дробясь на глухие, неприятные звуки. Баба Аня всегда была сторонницей кардинальных мер.
- Ты, мам, рада всех по больницам рассовать. И меня, и Ирку. Зачем?
Голос мамы был совсем другим, хрипловатый и нежный, он струился по коридору шелковой лентой и обвивал, касался кожи, уменьшая боль.
- Там психотерапевты есть. Ты что, не видишь, как она изменилась. Молчит, смотрит куда-то, все время одна. А лимоны! Видала, как жрет? И давление такое, как у старухи. И то еще – внутричерепное. Еще гидроцефалия начнется. Толстеет, смотри страшная какая стала. Ты такой не была...
Ветеринарное образование бабы Ани не прошло зря, еще немного и она произведет вскрытие моей башки или сделает клизму. Неизвестно что, у нее получится лучше, с ее опытом-то работы с коровами.
- Мы разберемся, мам! Займись собой, ты вон, смотрю опять - красотка. Вот и занимайся. Мы сами.
Я услышала, как мама раздраженно хлопнула дверью балкона и тот, мой любимый и запретный, терпко-дымный запашок чуть разбавил плотный, сладковатый запах болезни.
***
Невольное моё заточение подходило к концу. Усилиями хороших врачей, маминых знакомых, мою бедную голову привели в порядок, облегчили, охладили, стабилизировали.
- А что же вы хотели... Такая нагрузка. И неуверенность в себе, с такой вне.... Ну вы понимаете. Для молодой девочки все это даром не проходит...
Худая, как сушеная вобла, старая врачиха, заведующая каких-то там кремлевских клиник, смотрела на меня, вроде я муха в стеклянной банке. Смотрела долго и испытующе, потом оттянула веко, точно, как доктора в старых фильмах, зачем-то заглянула в ухо, и крепко ухватив за голову цепкими лапками, резко наклонила к коленям. Так же резко выпрямила и заглянула в глаза, видимо ожидая, что они побегут по кругу, сверкая белками. Они, похоже, не побежали, хотя и перевернулся вверх ногами торшер. Раздраженно, скорее разочарованно цокнув, врачиха вытащила из сумки красивый, розовый длинный рецепт и быстро записала в нем тоненькой красно-серебристой ручкой. Шмякнула рецепт на стол и раздельно сказала:
- Дэпрессия. Скоро. Завоюет. Мир. Тебе, детка, надо к людям. Похудеть, лицо полечить.
Я подумала, что плюну в её щелястый, искусственный рот, если она только попробует вякнуть про мои прыщи. Старушенция поняла, наверное, но продолжила:
- А для этого влюбиться надо. Сразу похудеешь. Мужчину надо. Мужские гормоны - лучшее средство при акне.
Я посмотрела на маму, и при виде её выпученных глаз, нарисованных красивых бровок, поднятых домиком от изумления, мне стало смешно. Мужские гормоны в виде мужчины, как лекарство для своей семнадцатилетней дочери она явно применять побаивалась, и растерянно смотрела на эскулапшу. А я все-таки расхохоталась и почувствовала, что мне легче – поршень приподнялся и перестал давить.
- Вам серьезно говорят, ничего смешного, - врач обиделась, видя, что мама тоже зажимает ладошкой рот, чтобы не прыснуть, - Вот рецепт. Боюсь, вам этого не достать, поэтому на обороте я написала лекарство попроще. Но поможет именно то, первое!
Она встала и посмотрела на маму. Мама сунула ей конверт и покраснела.
- Этого достаточно, - с видом английской королевы, распечатывающей письмо от посла иностранной державы, врач заглянула в конверт и удовлетворенно кивнула головой, - Не сможете достать лекарство, звоните.
- Я достану, - мама резко захлопнула за врачихой дверь.
***
- Мам... может мне стоит все-таки джинсы надеть? Как-то это платье... слишком строгое, там все в блузках и водолазках, а?
Мы сидели в спальне, плотно прикрыв дверь, спасаясь от диких звуков, которые издавал папа. В другое время такая его тональность была бы безжалостно изменена мамой до нормальной, но тут шел матч. Хоккейный. Заставить его молчать, это было бы все равно, что убить, и мы ретировались сами.
Мама сидела перед зеркалом и делала то, зачем я с детства обожала наблюдать, и могла бы наблюдать часами.
Всякие баночки и притирочки, красивые ватки, тоненькие кисточки, флакончики и пинцетики, все это было у мамы шикарным, привозным, редким. Особенно мне нравился один флакон, высокий, синий, изящный, похожий на амфору. Из него мама ловким движением вытряхивала на ладошку желтоватый нежный крем и размазывала по щекам и шее, от чего они разу становились блестящими, упругими и молодыми. Потом брала здоровенную расческу с редкими толстыми зубьями и продиралась через непроходимую чащу пепельных волос, иногда болезненно кривя уголок полного розового рта. Потом снимала серьги и кольца, каждый раз разные, укладывала их в бархатную шкатулку…
- Мам, а мам...
- Ирк. Ну что ты нудишь, как маленькая. Надевай, что хочешь, но я бы тебе все же платье советовала. Оно тебя худит. Ты становишься девушкой, а не подростком. И вот еще - реснички подкрась, давай - ка я тебе тушь подарю. И помаду, шикарную, такой ни у кого нет. Ты почему не красишься?
- Ты же не разрешала, - я выпучила глаза, это было новостью, - Да и бесполезно, мам. Ты сама-то красивая вон, даже хоть и в возрасте таком уже. А я...
Мама бросила расческу, повернулась ко мне, взяла за плечи. Глаза смеялись, искрили, и даже кололись зелеными иголочками.
- Каком это - таком возрасте?
- Ну, в таком…. Пожилом... А все равно, ребята, тогда в институте, все тебе вслед смотрели. А на меня ни один. Никто!
Мама вдруг стала серьезной, тихонько сказала:
- Все будет у тебя, Иришка. Все будет. Смотри, ты здоровая, умная, сильная. И красивая, очень. Просто сейчас на тебе лягушкина кожа. Это правда, я точно знаю. И еще я знаю - она обязательно спадет, скоро спадёт. Ты уж поверь моему опыту, я таких лягушечек сотни встречала. Почти все царевнами становились.
Она помолчала и добавила грустно:
- За редким исключением... Сейчас у меня девочка одна учится. Талантливая, стихи пишет. Лицо обожжено, полностью. И знаешь, почти не замечаем уже, совсем. Изнутри она светится. … Слушай, - мама резко сменила тон, - Завтра пойдем бабкин заказ выполнять, когда ты из института явишься.
- Какой еще? Что она опять выдумала?
- Не поверишь! Платок с кружевами. Белый!
- Чего это? Для фаты что ли?
- В точку! Она жениха нашла. В лесу. Как гриб!
Чуть в сторонке
Сообщение отредактировал АНИРИ - Среда, 24 Май 2017, 09:48 |
| |
| |
| mazhorina-tatjana | Дата: Среда, 24 Май 2017, 12:48 | Сообщение # 387 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 11151
Статус: | Цитата АНИРИ ( ) Спасибо, девчонки. Мне кажется, я бы не смогла продолжать, если бы не вы
Ир, и я бы, наверное, писала реже, если бы не вы все. Когда есть читатели - вдохновение посещает чаще, что вполне логично.
Цитата АНИРИ ( ) и мне казалось, что я старше мамы, лет этак на пятнадцать. А уж тоскливее - лет на сто.
Знаешь, такие наблюдательные фишки очень оживляют прозу.
Цитата АНИРИ ( ) Голос мамы был совсем другим, хрипловатый и нежный, он струился по коридору шелковой лентой и обвивал, касался кожи, уменьшая боль.
Ээх, надо мне учиться художественную прозу писать)))))
Моя авторская библиотека
Сообщение отредактировал mazhorina-tatjana - Среда, 24 Май 2017, 12:50 |
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Среда, 24 Май 2017, 20:05 | Сообщение # 388 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Никогда не поверю, что ты этого не можешь
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| Ла-Ра | Дата: Четверг, 25 Май 2017, 08:57 | Сообщение # 389 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Статус: | Вот и Ирку в институт проводили...
Интересно, все мы через лягушачий возраст проходили. Я гадким утёнком была  Тоже всегда казалось, что вокруг все девчонки красавицы
Молодец, Ир! С удовольствием почитала!
От себя не убежишь...
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Пятница, 26 Май 2017, 09:49 | Сообщение # 390 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Ларочка, спасибо
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| ledola | Дата: Воскресенье, 28 Май 2017, 13:26 | Сообщение # 391 |
|
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Статус: | Цитата АНИРИ ( ) Просто сейчас на тебе лягушкина кожа. Это правда, я точно знаю. И еще я знаю - она обязательно спадет, скоро спадёт.
))))))ой, все через это проходили, проползали! Как через колючую проволоку))))
А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.
Долгих Елена
авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Среда, 31 Май 2017, 18:44 | Сообщение # 392 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Часть 3.Ирка. Глава 11. Сергей
- И куда ты? Ведь здесь Москва, здесь всё, и в институт можно поступить, и на работу устроиться. Да и квартира, все-таки.
- А, Ир. Папка, как женился, ваще меня в упор не видит. Только на теть Люду и пялится. Она хорошая. Только я ей не нужна.
Мы с Оксанкой сидели на своей лавочке. Темнело, московская осень уже заняла город, укрыв его толстым покрывалом рано облетающих кленовых листьев. Пахло грибами и холодом, который уже потихоньку присматривался к улицам и скверам, чуть хватая по утрам хрусткой корочкой лужи. Мне всегда было грустно осенью, хотелось плакать, писать стихи про кровь-любовь, или бежать куда-нибудь в теплые страны, закусив удила. А тут еще Оксанка уезжает. Как жить?
У меня текли слезы, почему-то больше из левого глаза, того, что ближе к подружке и я вытирала их растянутым рукавом кофты.
- Не нюнь, Ирусь. Я у бабки годик поживу, мне там лучше будет. Замуж выйду, там есть один...тракторист. Ничо так, здоровый жлоб. У него хата. А потом сюда... Посмотрим, в общем. А то, щас - прям встать некуда, не то что сесть. Теть Людины детки припрутся, так я на табуретке весь вечер, как курица на насесте. Не...поеду я.
Я смотрела на Оксанкин профиль, красивый, точеный и понимала, что мне её не уговорить. Она всегда-то была старше, хоть и не по возрасту, а теперь, когда после неудачной беременности вдруг поправилась, подстригла свои густые волосы коротко и стильно - стала совсем взрослой. И ... не моей Оксанкой. Совсем не моей. Я осталось там где-то - смешная и неповоротливая девчонка, а грустная, все понимающая женщина покидала его...наше детство.
***
- Ир. Вот это Оксане передашь. Только тихонько, чтоб дядь Толя не узнал. Отнимет.
Мама уходила на работу, но, остановившись в дверях, поманила меня пальцем и протянула большой конверт. Строгая, в темном костюме с бежевым, атласным платком на шее, заколотом перламутровой камеей, она была похожа на актрису с баб Аниной открытки, Только я не помнила, на какую, Высоко поднятые, пышно взбитые волосы открывали лоб. Розовые уши просвечивали насквозь и были украшены такими же, как брошь, камеями, только поменьше. От новой модной помады её рот, и так не маленький, казался еще больше и ярче. Да еще глаза...В жизни она так их не красила.
- Мам, ты чего такая?
- Подожди, я не договорила. Потом об этом. Так вот - там деньги. Их не мало. Поэтому, пожалуйста аккуратнее, ты уже взрослая кобылка. И Оксане скажи, чтоб внимательнее была. Хотяяяя... эта не потеряет.
- А зачем ей?
Мама посмотрела на меня, как на дурочку, был у неё в арсенале такой взгляд - жалостливо-понятливый.
- Деньги зачем? Жить. А зачем же ещё.
Действительно, я даже растерялась. Зачем же еще... Правда я не понимала, почему, когда вчера я выпрашивала новые модные джинсы, с трудом налазившие на мою задницу, но все -таки чудом налезшие, денег не оказалось. Я было обиделась, но мама так уверено сунула мне конверт, что я заткнулась, посчитав вопрос дурацким.
- На твой второй вопрос - отвечаю, - Мама уже смеялась, тетки на камеях покачивались и тоже хихикали,- Твою мать! Дочь моя! Пригласили на работу в Останкино. В кино!
Я ошалело смотрела на маму, понимая, что ничего не понимаю.
- Да, да, да. Один очччень интересный режисер посчитал меня необыкновенно талантливой, - Она поправила пышную прядь, выбившуюся из прически и показала мне язык в зеркале, - И красивой!
Победно взмахнув модной лакированной сумкой, мама развернулась на своих высоченных каблуках и ушла. Каблучки процокали по плитке коридора и затихли.
- Вот, вот..., голяп...Представляешь...Артисткой будет.
Папа стоял сзади, в дверях большой комнаты. В тапках, в растянутой футболке, немного лысоватый, добрый мой, любимый папа, был растерян и грустен. Потерян даже...
- Да ну, пап. Какой еще артисткой! Она сбежит к детям через неделю. Не дрейфь.
Папа пожал плечами, повернулся и непривычно сгорбился, втянув голову в плечи, вдруг став сутулым и маленьким. Снова пожал плечами и, чуть шаркая, побрел по длинному коридору на кухню. Через минуту загудела дрель.
***
В огромной, пронизанной холодным октябрьским солнцем аудитории, было полно студентов. Я неуклюже лезла, как в гору, на самые верхние ряды, прижав к себе чертов школьный портфель.
- Нафига я взяла его, ведь мама сумку подарила, такую модную. Завтрак не влез, блин. С такой задницей, как у меня можно неделю на внутреннем топливе работать. А не завтраки с колбасой жрать...
- А у нас все дома, мадам, - с издевкой, громко, в полной тишине, сказал профессор.
У профессора была львиная седая грива, ну точно, как у всех профессоров. Он смотрел на меня, прищурив один глаз, видно так лучше концентрировалось в его поле зрения мое расплывчатое тело в идиотском платье с большим воротником.
- Извините, - хрипло просипела я и растеряно остановилась, не зная, куда идти дальше.
- Ну вы уж следуйте своим курсом, мы прервемся, пока вы не присоединитесь к нашему неинтересному занятию, - профессор сделал глубокую паузу, вскинул одухотворенное лицо и замер...
- Иди сюда, не стой под стрелой, - резкий, гортанный голос прорезал хихиканье однокурсников, как ледокол мутный лёд. Я полезла по деревянной лестнице с невозможно высокими ступенями, споткнулась раз пять и никак не могла найти свободное место. Я, наверное, брела бы, пока не довела профессора до кондрашки, но кто-то дернул меня за руку и я, не удержавшись, плюхнулась на сиденье.
- Давай сюда, хва ползти, - голос был насмешливым, но приветливым.
Скосив глаза я увидела нос. Нос был изящный, тонкий, но горбатый, при этом гордый, грузинский. Я осторожно повернула голову и растворилась в серо-зеленых, слегка раскосых смеющихся глазах. В них блестела легкая такая, неуловимая сумасшедшинка. Но парень был красив… И была в его красоте этакая ломаная, томная изысканность.
- Привет, - улыбнулся он, - Чего нахохлилась, как квочка. Меня зовут Сергей.
Сердце у меня приостановилось на секунду и сладко рухнуло, меня обдало жаром, как будто напротив распахнули дверь бани. И даже запотели очки. Я их зло сдернула и бросила на стол.
- Комплексуешь, -Сергей смотрел весело и испытующе, - ну ну...
- Ничего я не комплексую! Отвали!
Фраза получилась беспомощной и злой, как лай.
***
- Ну...и...
Мама медленно мешала своей тоненькой ложечкой красивый, темно- янтарный чай в полупрозрачной чашке, вгоняя ломтик лимона в образовывающийся бурун. Сильно накрашенные глаза были такими красивыми, что мне вдруг стало не по себе. Я рядом с ней всегда казалась себе страшной, серой, неуклюжей.
- Он положил на тебя глаз? Почему рядом-то усадил?
- Не знаю я, мам. Там девчонки ополчились на меня, особенно, та, блондинка. Ну, ты её видела... Светка её зовут.
- И ты?
Мама тянула резину, она так всегда делала, когда хотела вытащить из меня что-то такое, чего я не знала сама. И у неё всегда получалось.
- А я сказала ему, чтобы отвалил.
- Ну и дура! Знаешь что! Давай их у нас соберем, всю твою группу. У меня записи есть, у них челюсти отвалятся. И сделаем фуршет - по правилам высшего света! Я вот видела недавно, повторю - это раз плюнуть. Все лопнут от зависти. Ты станешь заметной. Это важно.
- Не знаю, мам... Ты лучше скажи, тебя в кино взяли?
Мама погрустнела, даже лицо как-то сдулось, стало старше, темнее, как будто кто-то потёр ластиком.
- Представляешь, Ирк. Берут! Но я не иду...
- Мам, ты чего? Это же в артистки. Это же здорово!
Я врала, а сама чуть не заревела от радости, как маленькая, но мама щелкнула меня по носу.
- Не в артистки, а в статистки. Посмотри на меня - ну какая я статистка! Я же королева подмостков...
Она снова улыбалась, той своей затаенной улыбкой, которую я не любила, боялась и никогда не понимала
- Да и дети...и папа...Туда идти - всех предать надо. И тебя предать, куда деваться - там такая цена. У меня нет столько средств на эту плату...
***
Вечером мама с отцом уехали в Кремлевский буфет, где работала мамина "родительница" (так называла баба Аня всех мам школьников) за пирожными. Теми, необыкновенными, с белыми воздушными лебедями. Мама явно решила убить моих однокурсников насмерть, одновременно сразив сердце Сергея невиданными возможностями его избранницы. В квартире было пусто и темно, я слонялась по углам и не знала чем заняться. Решив посмотреть старые мамины фотки, я взгромоздилась на табуретку, чтобы достать с верхней полки гардероба заветный кожаный сундучок. Все это фотки я знала наизусть, но мне никогда не надоедало рассматривать школьников и школьниц с такими знакомыми, но такими молодыми лицами. Как будто добрый волшебник коснулся их хрустальной палочкой и с них слетела, как шелуха с лука и усталось, и морщинки и грусть. Я трогала лицо мамы-школьницы, оно было таким... прекрасным...
...
Сундучок застрял, зацепившись кованым уголком за здоровенный старый чемодан, я с силой дернула и он выпал, глухо бухнувшись о ковер и развалившись на две части. Следом вылетел пакет с какими-то бумагами, а за ним маленькая сумочка, похожая на косметичку. Я никогда ее не видела, вернее раньше там её точно не было.
Мне почему-то стало страшно. Дрожащими руками я щелкнула круглыми защелками и достала свидетельство о рождении.
"Ирина Викторовна", было написано в нём...
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| ledola | Дата: Четверг, 01 Июн 2017, 23:57 | Сообщение # 393 |
|
Долгожитель форума
Группа: Модератор форума
Сообщений: 10688
Статус: | Цитата АНИРИ ( ) "Ирина Викторовна", было написано в нём...
так...подошли к моменту узнавания, значит...
Ирина, ты прям нарочно обрываешь главу на самом интересном))
А зверь обречённый,
взглянув отрешённо,
на тех, кто во всём виноват,
вдруг прыгнет навстречу,
законам переча...
и этим последним прыжком
покажет - свобода
лесного народа
даётся всегда нелегко.
Долгих Елена
авторская библиотека:
СТИХИ
ПРОЗА
|
| |
| |
| Ла-Ра | Дата: Пятница, 02 Июн 2017, 12:50 | Сообщение # 394 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 3378
Статус: | Цитата АНИРИ ( ) Мне почему-то стало страшно. Дрожащими руками я щелкнула круглыми защелками и достала свидетельство о рождении.
"Ирина Викторовна", было написано в нём...
Ага! Все тайны когда-то выплывают наружу...
От себя не убежишь...
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Понедельник, 05 Июн 2017, 10:32 | Сообщение # 395 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Да. Это точно
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| mazhorina-tatjana | Дата: Среда, 07 Июн 2017, 22:20 | Сообщение # 396 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 11151
Статус: | Ириш, приветик!
Только приехала. Решила в первую очередь проверить, как у тебя движется дело с повестью. Завтра ко всем вам загляну. Соскучилась.
А ты опять на интересном тормозишь! Вот так всегда ты нас испытываешь... 
Моя авторская библиотека
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Вторник, 13 Июн 2017, 10:48 | Сообщение # 397 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Продолжим
Часть 3. Ирка. Глава 12. Накидушка.
Руки у меня дрожали, и я никак не могла засунуть назад эту штуку. Но когда все-таки справилась, наконец, застегнула молнию и села на кровать, ошалевшая донельзя, спасительная мысль пришла в мою бедную голову.
- Ошибка! В этом дурацком деревенском загсе просто неправильно записали отчество моего папы, им ведь все равно, вечно сонным клушам. Вот так, одна дура...
Продолжая возмущенно бормотать, я начала собирать остальные бумаги, которые валялись на полу, подобно подбитым выстрелами птицам. И, помимо желания, все-таки просматривала надписи, сама не зная зачем. ...Свидетельство об удочерении я с силой закинула на самый верх, точно попав за чемоданы, вроде как всю жизнь занималась метанием свидетельств...
Кто-то зашебаршил ключом. Судорожно запихнув все остальное, задвинув сундучок с фотографиями на место, я, как воришка, прошмыгнула в свою комнату и плюхнулась за стол, тщательно пригладив растрепавшиеся волосы и "сделала лицо", как говорила мама.
- Ты что, голяп, сидишь так одна, в темноте, не заболела? Иди. Я тебе тут от зайчика принес.
Чувствуя, что еще минута, и я зарыдаю белугой, я выскочила в коридор, схватила шоколадку, мятую, теплую, почти растаявшую и, пряча горевшее огнем лицо, зарылась в папино плечо.
Я уже знала - никогда, ни под какими пытками я не скажу ему о своем открытии. До самых последних дней...
***
Последний штрих на моей толстощекой физиономии превратил меня в луноликую. Мама пожертвовала той самой пудрой, которую ей привезли из Японии. Это была даже не пудра, это была драгоценность, стоимостью, наверное, с то самое изысканное колечко с блестящим камушком, которое подарил ей папа на юбилей, и от которого ахали все мамины подружки, с застывшими лицами натягивающие кольцо на толстенькие пальцы. И которое она дала мне поносить именно на эту, совершенно знаковую вечеринку. Металлическая коробочка пудры была расписана розовыми цветами и странными птицами, защелка светилась зеленоватым огнем, а внутри была субстанция, делающая чудеса. Во всяком случае, моя пятнистая мордуленция чудесным образом засветилась и стала немножечко ровнее. Правда в красавицу Светку она меня все равно не превратила. Я тщательно упаковала свое толстое тулово в модные джинсы и кофту - размахайку, но предательские складки выпячивались с боков, а задница не лезла в зеркала трюмо, и троилась на противные одинаковые булки.
Мама постояла задумчиво сзади, потом чуть распустила шнурок моей размахайки и еле слышно сказала, скорее себе, чем мне
- Да... надо кашу пореже что ли...
А вслух, чуть погромче -
- Ты на папу стала очень похожа... такие глаза, карие, с зеленым ободком. Карие - его, ободок - мой.
Я вздрогнула и промолчала…
***
Ребята из группы привалили сразу, всей толпой. Весело толкаясь, скинули в прихожей куртки, и стеснительно выстроились шеренгой вдоль всего нашего длинного коридора, переминаясь с ноги на ногу. У Сережки был драный носок, выглядывал палец, он все время пытался спрятать эту ногу назад и был похож на смущенную цаплю. Светка победно размахивала белокурой кудрявой копной и строила глазки одновременно всем ребятам и от старания даже чуть косила. Ленка рыжая, как лисенок, принюхивалась тоненьким изящным носиком в сторону кухни и плотоядно облизывалась.
- Вот ведь, везет некоторым. Такая обжорища, а как тростинка, - беззлобно подумала я, мне Ленка нравилась, мы даже уже начинали дружить.
- Проходите, ребят, что вы выстроились, как на параде. Там, - мама махнула полной белой рукой в сторону зала, - Стол, налегайте. А там, - махнула уже в сторону моей комнаты, - танцы. И не стесняйтесь, квартира в вашем распоряжении. Только мебель не ломайте.
Ребята ломанулись к столу, но стулья хитрая мама не поставила, так как был фуршет. К фуршету народ приучен не был, поэтому, разложив маленькие бутербродики по тоненьким фарфоровым тарелочкам, расселись - кто, где мог. Мама наливала шампанское в протягиваемые фужеры, у нее так блестели глаза, что казалось – она помолодела лет на пятнадцать, русая прядь все время выбивалась из прически и падала на глаза.
Ленка влезла пальцем в белого лебедя на пирожном, смачно его облизала и спросила маму
– Ангелина Ивановна, а Ирка говорила – вы рыжая, как я. Перекрасились?
- Леночка, - мама растерялась на секунду, потом расхохоталась, - рыжие они все ведьмы! Знаешь это? Вот и ты тоже, смотри, бабой Ягой станешь. Но не перекрашивайся, не надо, тебе очень идет.
Она поиграла Ленкиной рыжей прядкой и щелкнула ее по носу.
- Вон, какая красавица.
Я сидела на кресле и тянула лимонад. Настоящие женщины не пьют спиртного и не курят - мое убеждение, взятое неизвестно откуда, было непоколебимым. А запах сигарет уже неуловимо витал в воздухе сумрачных комнат, все явно где-то покуривали, отлучаясь незаметно по очереди. И вечер становился все таинственнее, мама включила музыку, она тянулась томным тягучим шлейфом, и, казалось, от нее колебались огоньки свечей.
- Пойдем, потанцуем? Что ты сидишь одна?
Я удивленно подняла голову. Меня в жизни никто не приглашал танцевать, я давно привыкла, что, такие как я – не танцуют. Им положено много читать, много думать, у них короткие некрасивые стрижки на круглых головах, прикрепленных к толстым шеям. У них маленькие поросячьи глазки скрыты за толстыми стеклами близоруких очков, большие конопатые носы и жуткий характер. А танцевать? Да не смешите.
- Пошли! Я приглашаю.
Сергей стоял у моего кресла и нетерпеливо постукивал пальцем по полированному подлокотнику. Мама дала ему тапки, и он явно стал чувствовать себя увереннее. Тонкие узкие губы чуть скривились в непонятной усмешке, он смотрел странно, как – то в душу.
У меня все внутри захолонуло, но я встала. И пошла…
… Танец кончился мгновенно, наверное, я была все это время без сознания. И потом, всю ночь, ворочаясь без сна в шершавой постели, я чувствовала обжигающие ладони на своих боках. И горячий шепоток у уха.… Только я совершенно не разобрала – что же он говорил…
***
Мы не нашли белый кружевной платок для бабы Ани, но, намотавшись до полусмерти, в маленьком деревенском сельпо на окраине купили накидушку для подушки. Не помню уже, как она называется, но раньше, в деревне, такими накрывали гордую подушечную стопу, на которой верхняя, самая маленькая, ставилась уголком, так что получалось остренькое ухо. На ухо и вешали эту штуку, она ниспадала красивыми складками, утопающими в оборке. Наша же была необыкновенно хороша. По нежному кружевному полю были вышиты белоснежные розы, пышные, королевски-величавые, а по оборке порхали бабочки.
Развернув бумагу, баба Аня растерялась. Помолчала, покрутила накидушку в руках, потом сложила уголком и надела на голову, чуть присборила сзади, задрапировав негустой узелок седеющих волос. И тут ей понравилось! Порозовев от удовольствия, она вытащила из кармана своего байкового халата помаду и залихватским движением накрасила губы.
Я обернулась и посмотрела на маму. У мамы был ошалевший вид, потому что последние тридцать лет, такой картины она явно не наблюдала.
- Мам... а мам, - голос мамы вдруг стал смущенным и осторожным, - Ты бы сказала, что тебе помада нужна... я бы тебе купила... более подходящую... по цвету...
Я, конечно, могла бы добавить, что неделю назад мне попало по первое число за пропажу этой помады. Мама искала ее везде, чертыхаясь, лазила под кровать и шваброй гоняла из-под тяжелой стенки комья пыли. И что ярчайшая помада любимого маминого термоядерно-розового цвета, была привезена ей прямиком «оттель», как она любила говорить, и цены ей просто вообще не было. И полдома было поднято по тревоге, и что получил пару ласковых ни в чем не повинный папа, и что горю не было предела.
Но я ничего не добавила, потому что не успела...
Баба Аня гордо посмотрела на нас и потерла неровный контур ярко-розовых губ.
- Ничего! - она перевязала узел накидушки, превратив его в кокетливый, пышный бант, - мне и эта нравится!
... Мы с мамой растерянно смотрели ей вслед, одновременно вздрогнув от резкого звука хлопнувшей двери. Потом одновременно вышли на балкон и долго смотрели вслед уезжающей Волге, в которую села бабуся, крепко хлопнув отполированной дверью.
- Свадьба, наверное, будет, - пошутила я и, поймав мамин взгляд, поняла, что неудачно...
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| mazhorina-tatjana | Дата: Вторник, 13 Июн 2017, 11:13 | Сообщение # 398 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 11151
Статус: | Так, ну мне первой подфартило продолжение прочесть. Ир, ну классно и "вкусно", как всегда! Впервые встречаю человека, который так смело шутит над своей внешностью, утрируя недостатки и это придаёт особую доверительность к автору сего действа. Браво!
Цитата АНИРИ ( ) Я уже знала - никогда, ни под какими пытками я не скажу ему о своем открытии. До самых последних дней...
И про папу пронзительно... Так и держишь слово?
Моя авторская библиотека
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Вторник, 13 Июн 2017, 11:21 | Сообщение # 399 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Так и держу, Тань. И мама ушла, не зная, что я знаю
Чуть в сторонке
|
| |
| |
| АНИРИ | Дата: Четверг, 22 Июн 2017, 10:56 | Сообщение # 400 |
|
Долгожитель форума
Группа: Постоянные авторы
Сообщений: 4538
Статус: | Часть 3. Ирка. Глава 13. Лягуха
Вот и очередная московская весна прощалась с городом. Полетел тополиный пух, от которого вечно чесался нос и краснели глаза, по утрам исправно начали ездить поливалки и уже к десяти лужицы парили от яркого, сильного солнца. Настало время ехать на институтскую биостанцию, для нас, первокурсников, это было обязательной практической нагрузкой, но я была счастлива. Во-первых, потому что я вообще обожала все эти занятия с цветочками-стебелёчками, а во вторых, потому что я впервые удалялась от своих родных на такое расстояние. Мне было и страшно и весело.
Мама очередной раз проверила мой рюкзак, зачем -то потрогала каждый кармашек куртки и засунула в один из них белоснежный, наглаженный носовой платок.
- Это зачем? Мам, ты мне в рюкзак же целый десяток уже положила. Я что - сопливая такая?
- Да ну тебя! Там еще, смотри, в термосе чай горячий. Вдруг замерзнешь в автобусе.
У всегда уверенной, насмешливой, сильной моей мамы был такой растерянный вид , что мне вдруг стало её жалко. Ей вообще досталось за последний месяц. Баба Аня вдруг пустилась во все тяжкие: похорошела, помолодела лет на двадцать, начала ходить в кино и в парк на танцы для тех кому за.... Её бравый дед, бывший шофер какого-то генерала, ухаживал ретиво и красиво, бабка вспомнила все свои забытые манеры светской львицы и давала жару. Мама почему-то никак не могла принять эту новую пору в бабушкиной жизни и они часто ругались, плотно прикрыв дверь кухни. Психовали обе, сильно, по-настоящему. В конце концов, баба Аня собрала вещи и фыркнув напоследок, ушла к своему престарелому ковбою. Теперь мама с папой по очереди носились к ним, убирались, готовили и стирали, потому что у бабушки болели изуродованные ревматизмом руки, а дед, в принципе не знал, где бывают кастрюли и откуда вырастают котлеты.
...
Наконец, автобус тронулся. Я заняла переднее сиденье, но в отражение водительской двери видела Сережкино лицо. Он о чем-то спорил с мерзкой Светкой и кадрился. Была у него такая манера - вдруг прижаться лбом к плечу собеседницы, толкаясь, как бычок, а потом отстраниться и заржать тонким, противным голосом. Я ненавидела эту привычку. Я ненавидела все его привычки, которые касались не меня.
Тряслись мы часа два. Я бездумно глядела в окно, мимо проносились подмосковные красоты, но мне было не до них. Чертово отражение не давало мне покоя. А Светка флиртовала вовсю. Она уже взгромоздилась к Серёжке на колени, утробно хихикала, как будто её щекотали, и от каждого её хихика в моей груди больно лопалось что-то, да так, что слезы наворачивались на глаза.
Мне казалось, что эта дорога не кончится никогда. Я уже жалела, что не воспользовалась возможностью откосить от практики, а возможность эта была реальна, как все возможности , воплощаемые всесильной мамой.
" Вот-вот", -думала я, злобно кусая губы, - "Не послушалась - получи! Теперь весь месяц будешь смотреть на это дерьмо. Она с него не слезет, это точно. Ни-ког-да!! Так и будет сидеть, как белка на ёлке.
"Мы, вот чего...",- резковатый Ленкин голосок был таким звонким, что саданул по ушам, и от неожиданности я вздрогнула, - "Приедем, темную ей сделаем, чтоб запомнила. Я такую умеееююю, век помнить будет".
Я обернулась и, сдерживая слезы, посмотрела сквозь мутную пелену на Ленкино лисичье личико. Она всегда делала как-то так, что с меня шелухой слетала всякая гадость и мне снова хотелось жить.
"Жалко ворота дёгтем нельзя...", - я мечтательно полистала в мыслях странички седого классика.
Ленка классическую литературу не помнила, но поддержала:
"А чо, нельзя-то? Еще как можно...Эх, ворот вот тока нет... Слушай! Мы ей чемодан намажем. Где бы деготь взять?"
Мне вдруг стало так смешно, что я прыснула. Ленка обалдело посмотрела на меня, тоже прыснула и мы захохотали, как две дуры.
Автобус притормозил у небольшого светлого здания, похожего на старую школу. Водитель выгрузил нас на гладкую цементную площадку, выметенную до блеска, развернул машину и, притормозив на секунду, высунулся из окна и помахал рукой, весело присвистнув:
- Эй, студиозы! Давайте, про бабочек учите хорошо. А то страна без бабочек совсем рухнет. И не трах.... много. Меру знайте.
Он бросил, конечно более крепкое словцо, от которого у меня загорелись уши и кровь прилила к щекам.
"Вот сволочь...", -томная, как египтская пирамида, Надень, обладательница раскосых узких глаз неземной красоты и пухлого рта розовой гузкой, сплюнула вслед взбрыкнувшему задними колесами траспорту, поднявшему легкий пыльный бурунчик, - "Сам е....* с преподницей физвозников. И ничо так, меры не знает!"
Мне все эти тайны двора были не интересны. А вот куда потащил свой рюкзак Сергей, захватив по дороге поганый Светкин чемоданище, было интересно очень. И я, подхватив Ленку, зазевавшуюся на статного армянина из соседней группы, потащила ее вверх по лестнице вслед за удаляющейся сладкой парочкой.
***
Жизнь на биостанции закружила нас хороводом. Это было какое-то потустороннее существование, непривычное, здоровское, никак не вязавшееся с обычным студенческим московским бытом. В Крюковском лесу расположилась база, странным образом и очень естественно растворившая в себе очень разный люд. Там прекрасно себя чувствовали высоконаучные преподы, самым младшим из которых был конеподобный ботаник Николя, кандидат наук и жуткая зануда, а старшим - профессор К*, именитый зоолог, выпустивший не один десяток книг. И мы, безмозглые первокурсники, шарахающиеся, как напуганные коты от одного вида ванночек для препарирования лягушек тоже были своими. Здесь все подчинялось совсем не тем, привычным, институтским законам. День начинался рано, в шесть, с завтрака в стеклянной, похожей на старинную , пронизанную солнцем оранжерею столовой. Там, внутри расставили длинные дощатые столы-полати и узкие, качающиеся лавки. Заправлял всем Арсен, именно тот армянин, на которого положила глаз хитрая Ленка. Под руководством своей мамы, огромной, толстой, черной, но почему-то очень уютной при своей устрашающей внешности, и с помощью сестры Анели - тоже черной, но нежной и хрупкой, как фарфоровая статуэтка они творили чудеса кулинарии. Такие, что постепенно я почувствовала, что моя задница неуклонно увеличивается, и скоро начнет мешать при ходьбе, откидывая бедное тулово назад.
После завтрака были занятия в лабораториях. Старинные, видевшие, наверное Дарвина, наши лаборатории хранили немало тайн. Там происходили не занятия, там творились действа. А самым ненавистным для меня действом было обездвиживание лягушки. Воткнуть между позвонками бедняги, к тому времени еле дрыгавшей лапами и выпучившей от ужаса глаза, толстую иглу, пошебуршить острием в спинном мозге, а потом аккуратно перевести иголку в лягушачью башку, было для меня абсолютно невозможным, и я каждый раз просила помощи у ассистентки. Ленка, лихо расправлявшаяся с лягушками тоже помогала, но однажды прошипела мне смеющимся шепотком:
- Что ты, как дура, в самом деле. Иди, Серегу попроси. Он каждый раз от лягух увиливает, не знаю как ему удается. А тут ты его припрешь. Посмотрим, как он вывернется. Джентельмен ведь, итить его.
Я посмотрела в Ленкины глазищи и подумала:
- А ведь правда. И причина вроде будет подойти. Не все ж я ему буду бабочек рисовать. Пусть и он...
Внутри сразу стало холодно, загорелись щеки, руки повлажнели так, что ванночка стала казаться скользкой и норовила выпрыгнуть на деревянный пол. Но я собрала себя в кучу, вытащила из банки самую толстую лягуху и поплелась в дальний угол лаборатории, где Сергей с Надень приклеивали сушеных мух на альбомный лист, встраивая их по ранжиру, при этом очень старательно высунув языки.
- Тебе чего, боль моя?
Сергей смотрел насмешливо, но ласково. Он не пилил сук, на котором сидит, потому что жизнь, она круглая, и кто знает, каких бабочек, или не да бог птичек, блаженный профессор завтра заставит его рисовать в альбоме.
- Помоги лягушку обездвижить, а? Я вот совсем не могу, просто хоть плачь..
Я протянула ему ванночку с воском и лягушку, которая согрелась в моей руке и, покорившись своей участи, почти не дрыгалась.
- А что ты Маринку не попросишь, она же вон, смотри у стола, - Сережка смотрел зло, он, похоже подозревал, что дело не в помощи. А манипулирований собой он не допускал, взбрыкивая, как козёл на привязи, - Маринка тебе десять лягушек обездвижит разом и не моргнет, что ты ко мне приперлась?
Маринка была наша отличница, целеустремленная, волевая девица. Все, к чему она не прикасалась, выполнялось идеально. Она и Серегу бы обездвижила на раз, не то что какую-то там лягуху. Особенно перед сессией, на которых необходимо было получать только пятерки.
Я было убралась со своей затеей подальше, но сзади проскрипело, весело и задорно:
"Ну, ну, молодой человек, посмотрим, посмотрим. Покажите -ка нам класс... Мадемуазель, давайте-ка своё сокровище, пока вы его не удавили. А мы начнем".
Старый профессор стоял у стола и улыбался. В руках у него была здоровенная игла на толстой полированной деревянной ручке и он размахивал ею, как шпагой. У меня сердце провалилось еще ниже, я знала, что полуслепой препод даже на занятиях не сразу попадает в цель и долго шерудит в лягушачей голове... Интересно, лягушки умеют кричать?
- Дай сюда! Еще придешь ко мне с таким, получишь поджопник, как курица дурная.
Сергей вызватил у меня страдалицу и одним точным движением скальпеля отсек ей башку.
Я видела, как он побледнел.
***
Каждую пятницу нас отпускали домой, с тем, чтобы в понедельник мы вернулись назад. Мне жутко не хотелось уезжать, можно было и остаться, но я скучала по маме.
- Что-же ты грязная такая-то? Так и вши пойдут и блохи, как у кошки подзаборной. У вас там что, мыться негде?
Мама с силой надраивала мне спину мочалкой, спина горела огнем, но она не унималась уже минут десять. В ванной плыли клубы пара, взбитая пена взлетала и оседала на краю раковины пышными хлопьями. Сказать ей, что в жутком кирпичном строении, служившем нам душевой, где установлены гремящие железные корыта вместо раковин, в которые стекает тонкими струйками пахнущая ржавчиной вода, было всегда полутемно из-за вечно сгоревшей лампочки, а мы, вместо нормального мытья, хохочем и визжим (особенно, когда ребята воют на разные голоса под окнами-бойницами), я боялась. А вдруг не отпустит в понедельник назад.
После ванны мы сидели на кухне и пили чай с деревенским вареньем, которое нам еще исправно поставляла баба Таня, вместе со своими изящными, как произведения искусства пирожками. Я в лицах, взахлеб рассказывала ей о своих похождениях, у меня от задора потели толстые линзы в очках и глотались слова.
Мама слушала внимательно, буквально впитывая все мои истории и даже шевелила губами, как будто повторяла всё за мной.
"Ты совсем влюбилась, Ирк!" - неожиданно заключила она и потерла уголок полных губ наманикюренным пальцем, - "Я так тебе завидую.... Вы у меня что-то с ума посходили - и мать и ты... только я..."
Она встала, подошла к плите и снова поставила чайник, громко шмякнув им по чугуну комфорки.
Потом снова подошла, присела.
"Представляешь, сегодня какой-то странный тип в трамвае сумку оставил. Такой смешной, на воробья похож. Я за ним выскочила, догнала, сумку отдаю, а он так смотрит на меня, по-птичьи, головой качает. А потом говорит: " Прям поблагодарить то тебя нечем. На! Дочке отдашь. На счастье". И в руку сунул, теплое такое. Глянь"
Она кинула на стол пушистенький, голубой мячик, ворсистый, блестящий. Я взяла и сунула в карман халата. Мне почему-то очень захотелось его взять,
Чуть в сторонке
Сообщение отредактировал АНИРИ - Четверг, 22 Июн 2017, 14:21 |
| |
| |
