– Ей на вид лет шестнадцать было. Девочка... Только глаза – глянешь в них, и словно в глубокий омут с головой падаешь. Она босая была, и следов за нею не было. Все сразу поняли...

Шкаф у Дорианы в комнате был очень большим. 

Было только солнце после полудня, перепуганные дети, лёгкий освежающий ветерок в травах... да мёртвый мальчик... маленький, лет трёх. Самый маленький...

Черновики одного журналиста «по ту сторону»

- Ты плачешь?
- Нет. Тебе просто кажется, солнце очень яркое.
- Да нет, я же вижу – ты плакала. Почему?..

На неё смотрела Пустота. Огромная, бесстрастная, тёплая и манящая Пустота – затаившаяся в глазах ребёнка – мальчика-подростка , что специально поднялся затемно, чтобы увидеть своими глазами тёмных садовых фей.

- Дом им посвятить надо… - торопливо ответила мать. – Ты скажи Галке-то… Нехорошо, когда в доме нечисть.

Помнишь – я была совсем юной, и мои волосы цвета ночи сплетались в тугую косу, украшенную лентами и бусами, а мои губы тогда не целовал ещё ни один вольный ветер...

Родниковый лёд жарок. Он обжигает до боли, прежде чем наполнить душу невыносимым холодом...

Как проникаю в голову к людям,
Мне неизвестно. 
Но что интересно,
процесс независим от них.

Мелькнул хвост лисий.
Нет теперь мне покоя – 
Жду каждый вечер.
Сюраюки Тамба, XVIII век.

Мой чебурашка любит макароны,
не любит мясо, но котлеты ест, -
пускай во сне он крутится и стонет,
и неохотно набирает вес.
 

Уходит день. В прозрачной дымке сад.
Не слышно больше криков птиц тревожных.

Нити бронзы волос, как огонь,
Нежной кожи манит аромат...