...и снова о смысле бессмысленной жизни
О силе влюблённых на ложь обречённых
Иллюзьях нетленных,надеждах извечных
Наш разговор...
О тайнах души ,что сокрыты глубоко
О боге несчастном ,что жив в человеке
Которого мы убиваем нещадно
Наш разговор...
О том как прожить и душой не сломаться
Как верить, когда все давно отступили
Как счастье найдя –поделиться с другими
Об этом не краткий наш разговор...
Стихи автора
I
Стёпочкин дожил до сорока двух лет и дошёл до такого состояния, что не ждал уже от жизни ничего хорошего, кроме выходных и праздни¬ков. Причём праздникам он был рад только по одной причине - можно было не идти на работу. И не потому, что страдал от неё или не справ¬лялся, напротив, Стёпочкин считался хорошим специалистом и толко¬вым работником, но... надоело. Одно и то же, одни и те же. Все вокруг жили так же, и он сумел уговорить себя, что все хорошо. Или, по край¬ней мере, нормально. И жил себе спокойно до тех пор, пока... пока не прошёл слух о сокращении в фирме. Он вздрогнул, по телу пробежал странный холодок, оставив после себя какое-то неприятное чувство во всем организме. Движения Степы, так звали его коллеги, замедлились, он стал отвечать невпопад, и, случалось, даже не слышал телефонные звонки. Обычно добросовестный и грамотный работник превратился в какого-то недотёпу. Через пару дней к нему подошёл старый друг Ми¬халыч, заместитель заведующего отделом, и спросил:
-Что ты, как пыльным мешком из-за угла хлопнутый? Ещё не умер, а уже на поминки приглашаешь!
- Боюсь... - честно признался Стёпочкин. Михалыч посмотрел на него и уверенно заявил:
-Да чего ты боишься? Ты же работяга, тебя уволь - твой кусок ра¬боты придётся кому-то делать! А все загружены под завязку. Не уволят тебя! Вот я - другое дело. Меня уволить - чистая экономия, - откровен¬но признался Михалыч.
Приятель, однако, маленько привирал. Дело в том, что он, будучи ли¬дером по жизни, организовывал работу играючи, люди любили работать с ним и подчинялись без внутреннего сопротивления. Делал Михалыч это совершенно без усилий, и поэтому ему казалось, что он даже и не работает. Но за его спиной босс жил, как за каменной стеной. Михалыч считался в коллективе молодым и энергичным. А Стёпочкин серьёзным человеком среднего возраста. И все бы очень удивились, если бы узна¬ли, что они одногодки...
- Сплюнь, дурак, - беззлобно сказал Стёпочкин.
Он бы и рад не бояться, да только это совершенно от него не зависе¬ло. Ожидание и неизвестность давили тяжёлыми могильными камнями. Временами это напряжение усиливалось, и тогда он не мог ни спать, ни есть, ни даже работать. Хотя говорят, что работа отвлекает. А иногда, устав переживать, измученная психика отключалась, и он начинал ду¬мать об отпуске: съездить бы в родной Конотоп, что ли? Тут он вспоми¬нал о сокращении. «Да, - рассуждал он, - вернусь, зайду в офис, а там на моем месте сидит новый работник и любезно так спрашивает: - Чем могу быть полезен?» Надо сказать, что воображение у Стёпочкина было богатое, тем более у страха глаза велики, короче, рисовал он себе эти кошмарные картины настолько живо и натуралистично, что Рембрандт бы позавидовал, а Пикассо - тот бы просто застрелился. В конце кон¬цов, Стёпа так измучился в ожидании этого злополучного сокращения, что, когда его уволили, он почти что обрадовался. Он знал - будет ещё одна волна увольнений, и был убеждён - второй раз этих страданий не¬известности ему просто не вынести.
Михалыча, кстати, тоже уволили. Но, в отличие от Стёпочкина, он не расстроился, а сказал:
- Ну, что же... пожалуй, это к лучшему...
-Что делать, Михалыч? -спросил его Стёпочкин голосом, каким спрашивает жена мужа, стоя на пепелище родного дома. В нём звучали нотки трагедии и надежды.
--Посижу маленько на безработице, отдохну, а там посмотрим.
--А мне... мне что делать? - не отставал Стёпа.
Михалыч внимательно посмотрел на него, как будто только что уви¬дел. Так бывает: смотришь каждый день и не замечаешь. Перед ним было измученное бесконечными сомнениями, бледное лицо, на кото¬ром ясно отражалась обессиленная надежда, бившаяся в предсмертных судорогах. Стёпа всю жизнь надеялся на Михалыча. И не потому, что тот помогал ему, а скорее, наоборот, подкалывал и тормошил его. Но с ним было легко. Он всегда был весел и доволен собой и, следовательно, жизнью. Даже если он злился или грустил, то делал это так по-детски искренне, что было даже забавно наблюдать за ним. Так же быстро, по-детски, он забывал свои проблемы. Да-да не решал, а именно за-бывал, и они чудесным образом рассасывались сами собой. Бывали у него, конечно, и крупные промахи, но и о них он умудрялся не думать и, следовательно, не страдать. В общем, рядом с ним Степе казалось, что счастье все-таки возможно. «Не бери в голову! - решительно сказал беспечный товарищ. - Хата у тебя без долгов, чего спешить - займись личной жизнью, поправь здоровье и вперёд - на поиски нового рабов¬ладельца». Стёпочкин даже не улыбнулся. Видно было, что ответ ему совершенно не понравился. Михалыч заметил это и сказал: «Ну, если совсем невтерпёж, иди прямо завтра рассылай биографии. А ещё лучше- сегодня».
II
Стёпа сидел и читал справочник психиатра, раздел фобии или, по¬просту говоря, ничем логически не обоснованные страхи. За месяц, про¬шедший со дня его увольнения, он пристрастился к чтению такого рода литературы и легко диагностировал у себя целый букет разнообразных навязчивых состояний. Причём были даже такие взаимоисключающие, как клаустрофобия -боязнь замкнутого пространства и агорафобия -страх перед открытым пространством. Стёпочкин с приятным удивле¬нием заметил, что некоторых страхов у него не было. Так, например, напрочь отсутствовала синофобия1, фасмофобия2 и туннелефобия3. Но, поразмыслив более тщательно, он понял: все симптомы налицо, просто об этих вещах он никогда достаточно глубоко не задумывался. Нако¬нец, дойдя до описания симптомов панофобии4, он понял, что это един-ственно верный диагноз: Стёпочкин боялся всего. Но тут ему попалась на глаза статья про фобофобию5.
(1 боязнь всего китайского. 2 боязнь привидений. 3 боязнь следования на транспорте или пешком через туннель. 4 боязнь всего на свете. 5 боязнь фобий (страхов), появления симптомов страха.)
«Так жить нельзя! - в отчаянии подумал он. - Надо позвонить Миха¬лычу». Ватными пальцами он набрал номер и замер, прислушиваясь к гудкам. За окном темнело. «Не к добру», - зачем-то подумалось Стёпочкину. Наконец Михалыч поднял трубку.
--Ну? - буркнул приятель, не поздоровавшись.
--Поговорить бы надо, - просительно начал Стёпа.
--Ну, говори...
--Да нет, ты лучше приезжай, если можешь, конечно.
--Хорошо, - сказал Михалыч и положил трубку.
Ожидая друга, Стёпочкин поставил поллитровочку в морозильник и начал освобождать небольшой стол на кухне. Выпивохой он не был, но иногда за компанию любил, так сказать, расслабиться. В дверь резко позвонили. Стёпа привычно вздрогнул, потом вспомнил, что это, долж¬но быть, Михалыч и, подойдя к двери, посмотрел в глазок. «Открывай, свои!» -донёсся нетерпеливый голос. Михалыч ворвался в квартиру, как тайфун средней силы. Первым делом распахнул окна и поднял жа¬люзи в салоне, потом прошёл в кухню и проделал то же самое.
По до¬роге выключил постоянно работающий телевизор, одним движением сгрёб с дивана газеты и со словами: «Береги мозги, Стёпа, они тебе ещё пригодятся», - выбросил их в мусорное ведро. Стёпочкин вздохнул, но спорить не стал. Михалыч тем временем без приглашения уселся за стол и с удовольствием заметил на нем запотевшую бутылку.
-- Ноль пять, однако, - разочарованно протянул он.
-- Ещё пиво есть, - извиняющимся голосом сказал Стёпа.
-Ладно, -- снисходительно бросил Михалыч и откупорил бутылку.
-И как люди пьют на сытый желудок, - произнёс он, с удовольствием пропуская вторую сотку.
Привычно выдохнув, закусил зелёным луком, слегка ткнув его в соль. Стол, собранный на скорую руку, был незатейлив. Но приятели были слишком голодны и нетерпеливы. Чёрный хлеб, лук, селёдка и помидоры. Все. Комплект. «Водки маловато», - с сожалением подумал Стёпочкин. Он знал, что у Михалыча синдром опережения: тот нали¬вал, как только выпивал. За ним не угнаться. Поэтому он сразу отлил для себя в кружку грамм двести -больше постеснялся -и потом на¬ливал себе не торопясь. Но оказалось, это тоже было ошибкой. Когда Михалыч допил свою часть, пить одному стало неудобно, и Стёпа по¬-товарищески поделил остаток. В общем, Михалычу было нормально, а Степе, что называется, как лекарство. Наконец с водкой было поконче¬но, и друзья перешли к пиву.
- Ну, что там у тебя? – спросил, наконец, Михалыч. Стёпа жалобно вздохнул и сказал:
-Боюсь я...
--Чего боишься?
--Да... всего боюсь.
Стёпочкин резво вскочил и побежал в спальню за книжкой по пси¬хиатрии.
- Вот, смотри. Михалыч взял книгу и открыл на заложенной странице.
-Фобии, - вслух произнёс он. - Все ясно - ты идиот! Не можешь ду¬мать позитивно - не думай вовсе! Ты же сам себя заводишь. Вот скажи, зачем ты это читаешь?
- Так интересно же, - неуверенно промямлил Стёпа.
Михалыч полистал книгу, отделил страниц двадцать, вырвал и про¬тянул их Стёпочкину, а остальную книгу отправил в мусорное ведро, набросав поверх, для верности, остатки селёдки. Стёпа смотрел на этот вандализм широко открытыми от ужаса глазами. Возражать он побоял¬ся. Уж очень решительно выглядел его друг.
--Значит так! -рявкнул Михалыч. -Чтоб эти листы выучил наи¬зусть!
Стёпа, наконец, посмотрел на листы. Вырванная с корнем глава на¬зывалась Mania grandiose - «Мания величия».
- И чтоб нашёл у себя все симптомы! Понял?
-Что ж тут не понять, только не моя это болезнь. Я этим не страдаю,
-вздохнул Стёпочкин.
- А ты страдай: все лучше, чем фобия. Помолчали.
-Странно, - сказал Стёпа, - вот ты накричал на меня, обругал, а мне легче. Почему это, а?
-Все очень просто. Ты же знаешь, что я дело говорю, а кричу, потому что не равнодушен к твоему положению. И тебе греет душу, что кому-то на этой огромной планете важно, чтоб ты не мучился.
- Греет душу, - эхом повторил Стёпа. - Это ты верно заметил.
-А все от недостатка любви. Семьи у тебя нет, собаки нет, никто тебя не любит. А самое главное, - он снова повысил голос, - самое главное, ты сам себя не любишь!
- Да что ты, - заволновался Стёпочкин, - я себя ненавижу! Оба засмеялись.
-Жениться тебе надо! - убеждённо сказал Михалыч. - На хороше-е-й стерве. Чтобы она на тебя такого страху нагнала! Тогда все твои фобии покажутся детской игрой в жмурки.
Стёпа вздохнул.
- Жениться тоже боюсь.
-Ладно, - сказал Михалыч и встал. - Я вижу здесь тяжёлый клиниче¬ский случай. Подумаю на досуге, что тут можно сделать.
-Подумай, обязательно подумай, -искательно произнёс Стёпа и тоже встал.
Попрощались, и Михалыч бодро побежал вниз по ступенькам, а Стёпочкин остался стоять на лестничной клетке и держать кнопку, чтобы Михалычу было светло. Вдруг Михалыч резко остановился и спросил:
- Так что, жениться точно не хочешь?
И тут Степу то ли бес попутал, то ли водка, то ли натиск Михалыча сделал своё дело, но помимо своей воли он неожиданно произнёс:
- Хочу.
Михалыч тут же птицей взлетел наверх. Посмотрел строго в глаза и сказал:
--Завтра вечером жди гостей.
-- Как, уже завтра? - растерялся Стёпочкин.
-Можно было бы сегодня, но у тебя холодильник пустой, - пошутил Михалыч. - Да и моя благоверная уже, небось, беспокоится.
Честно говоря, Стёпочкин не верил, что завтра его заводной друг приведёт какую-то женщину для «серьёзного знакомства». «Серьёзное знакомство» - так про себя он называл эту авантюру. Он не верил в ре¬альность её осуществления, одновременно боялся, но вдруг осознал, что всей душой желает этой встречи.
III
В пять часов зазвонил телефон. Стёпа встал по стойке смирно, от¬кашлялся и быстро взял трубку. «Через полчаса будь готов», - сказал Михалыч и, не дожидаясь ответа, повесил трубку. Сначала Стёпе по¬казалось, что сердце остановилось, потом - что оно выскочит из груди, а потом и вовсе он почувствовал, как нервные пульсы бьются в висках. «Надо купить аппарат для измерения давления, давно хотел же…», - раздражённо подумал он. Но вдруг вспомнил, что гости уже в дороге, хлопнул себя по бёдрам и помчался на кухню. Но тут же остановился: «Прав Михалыч, я - идиот! У меня же все готово: и сыры, и конфеты и фрукты. Шампанское и вино - на выбор. А для Михалыча специально купил коньячку и лимон. Это ж надо так разволноваться. Это всё Миха¬лыч. Кричит, как ненормальный, «будь готов, будь готов!»
Стёпа вытер углом скатерти мелкий пот со лба и стал ходить из ком¬наты в комнату, постоянно подбегая к окну глянуть: не идут ли? «Ну, чего ты боишься? Не понравишься ты ей и всё. И больше она не придёт», - утешал он себя, как сумел бы утешить только профессиональный пессимист со стажем. Раздался звонок, и Стёпочкин пошел открывать дверь.
--Стёпа, - представился Стёпочкин.
--Роза, - сказала женщина и протянула руку.
Стёпа схватил её тонкую белую ладошку обеими пухлыми руками и от волнения забыл отпустить. Она осторожно высвободилась и ска¬зала:
--Редкое у Вас имя. Стёпа замялся.
--Вообще-то меня зовут Володя. А фамилия Стёпочкин.
-А, все понятно, - тихо засмеялась Роза. - Но можно я буду звать вас Володя?
Стёпа посмотрел на Михалыча и, получив утвердительный кивок, уверенно сказал:
- Да, конечно.
-Вы, я вижу, во всем советуетесь со своим другом? - сказала Роза и
снова тихо засмеялась. Стёпа покраснел, как мальчишка, и обиженно ответил:
- Нет, не всегда, - чем рассмешил её ещё больше.
-А у вас имя красивое, - неожиданно нашёлся Стёпочкин. - Вам под¬ходит... Вы - как цветок, - сказал он и снова покраснел.
Он хотел сказать, что Роза нежная и женственная, но не осмелился. В это время раздался хлопок открываемого шампанского, и они поспе¬шили на кухню. В двери столкнулись, так как Стёпочкин, опять же ис¬ключительно от волнения, забыл уступить женщине дорогу и сконфу¬зился. Но она только улыбнулась и ничего не сказала. Стёпочкин вдруг с ужасом подумал, что он ей не понравится. Он старательно отогнал эту кошмарную мысль и, когда все уселись, стал ухаживать за гостьей. За Михалыча он не беспокоился. Тот был у него как дома: мог съесть, например, без остатка огромный кусок копчёного мяса, который Стёпа бережно хранил для новогоднего вечера. И когда Стёпа деликатно по¬интересовался, почему ему не осталось ни кусочка, хотя бы попробо¬вать, бесцеремонный друг без запинки ответил: «Там много холестери¬на». Стёпочкин безропотно соглашался: и верно - много. Ему в голову не могло прийти, что холестерин вреден Михалычу тоже. Он наливал гостье шампанского, она говорила: «Спасибо, Володя», - и Стёпа был счастлив. Потом пили чай с дорогим горьким шоколадом... Потом Роза ушла, попросив не провожать её, а Михалыч остался, и они со Стёпой допили коньяк, хотя Стёпочкин был пьян и без алкоголя. Глаза его бле¬стели, движения стали порывистыми. Однако, немного выпив, он рас-слабился и, не выдержав напряжения дня, уснул прямо за столом. Он не помнил, как Михалыч осторожно довёл его до дивана, накрыл пледом и ушёл, защёлкнув замок.
На следующее утро Стёпочкин проснулся в хорошем расположении духа, не совсем понимая, почему он спал на диване, а не в спальне на кровати. Сильно хотелось пить. Он встал и поковылял на кухню. Уви¬дев неубранный стол, сразу всё вспомнил и испуганно взглянул на часы. Большой будильник с разбитым стеклом показывал без четверти девять. А они договорились встретиться в одиннадцать около фонтанов. «Хо¬рошо -время есть», -подумал Стёпа. Быстро побрился, принял душ, выпил чаю с конфетами. И посмотрел на часы - прошло двадцать пять минут. «Плохо, - мелькнула мысль. - Очень долго ждать. Я не выдер¬жу». Заварил кофе и механически выпил, тоже с конфетами. Минутная стрелка, как умирающая черепаха, проползла ещё семь делений. Стёпа грубо выругался и, втянув голову в плечи, оглянулся: не слышал ли кто? «Совсем с ума сошёл, - подумал он и вышел на улицу. - Погуляю - все лучше, чем в квартире топтаться». И зашагал в сторону фонтанов.
Он шёл нарочно медленно, чтобы потянуть время, успел купить цве¬ты, и все равно на свидание явился на двадцать минут раньше. К его удивлению, Роза уже была там. Женщина сидела на скамейке с какой¬-то книжкой, та была раскрыта, а Роза задумчиво смотрела на фонтан, на взлетающую и падающую воду. Сердце Стёпочкина выбило барабан¬ную дробь, и он пошёл быстрым шагом, огромным усилием воли удер¬живая себя, чтобы не перейти на галоп. День обещал быть счастливым и полностью оправдал ожидания Стёпы. Когда стали договариваться о новой встрече, Роза предложила: «Давайте на этом же месте, в то же время, послезавтра?» Но Стёпочкин так жалобно посмотрел на неё и выглядел таким несчастным, что она тут же поправилась: «Завтра...»
Они встречались каждый день. Стёпочкин по-прежнему не работал. Времени было навалом, и они ходили в кафе, в кино, но, в основном, гуляли. Роза про себя рассказывала мало, да и то больше про своё далёкое прошлое. Стёпочкин так и не знал: замужем она, разведена, есть ли у неё дети? Спросить, понятное дело, он не решался. Зато про него Роза хотела узнать все, начиная от биографии и кончая мелкими бытовыми привычками. Как любому нормальному человеку, Степе было прият¬но говорить о себе, и он охотно рассказывал, ничего не привирая и не приукрашивая. Это Михалыч его приучил: «Никогда не ври ни себе, ни людям, особенно себе...» Он не старался казаться лучше, чем он есть, и эта искренность нравилась ей. Стёпа даже поделился с нею своими сомнениями и страхами. Она смеялась, но не обидно, а по-доброму, не над ним, а над беспочвенностью переживаний. А ведь это, согласитесь, совсем не одно и то же. Он не помнил, чтобы она что-то советовала ему сделать. Но как-то незаметно они пришли в спортивный магазин и вместе выбрали ему большие блестящие гантели с множеством до¬полнительных блинов. «На вырост», - оптимистично пошутила Роза. И вспоминая, как они делали эту покупку, Стёпочкин доставал эти, уже дорогие ему, куски железа и принимался тягать их, как заправский спор-тсмен. Она сказала, что ночью кушать очень вредно, и рассказала почему, а Стёпа, восприимчивый к её словам, как губка впитывал все, и, главное, каким-то чудесным образом начинал претворять это в жизнь. Он, конеч¬но, не превратился моментально в Аполлона, но стал более подтянут и энергичен. Походка приобрела упругость, а самое главное, он привык заниматься и начал чувствовать потребность в тренировках. То, что не удалось Михалычу за долгие годы упорного труда, Роза сделала смеясь и без напряжения. «Любовь -страшная сила!» -скажете вы и будете правы. А однажды, однажды, когда они гуляли по парку, начался дождь. Они, прячась под её маленьким зонтиком, стояли очень близко друг к другу, и Стёпочкин неожиданно для себя поцеловал Розу. Получилось у него неловко, неумело, однако Роза не отстранилась и поцеловала его тоже. Стёпа стоял и не знал, что делать дальше. Наконец он сказал хриплым, незнакомым ему голосом: «Я тебя очень люблю, Роза...»
Прошло почти два месяца. Стёпочкин стал замечать: она часто во время их прогулок просила посидеть чтобы немного отдохнуть. Но он не при¬дал этому значения. Счастье ослепляет человека. А Стёпа был очень счастлив. Однажды после прогулки, когда они сидели в кафе и пили кофе с корицей, Роза сообщила, что должна поехать навестить мать и вернётся через месяц или два. Степе стало дурно. Роза говорила что¬-то ещё, он кивал, говорил «да-да», но не слышал ничего. Потом снова гуляли, а когда поцеловались и разошлись в разные стороны, он вдруг закричал: «Роза! Ты вернёшься?» Она закивала, помахала ему рукой и пошла. Ему показалась, что в глазах у неё стояли слезы, но Роза уже была довольно далеко, и уверенности в этом не было. Стёпа медленно шёл и думал. Он, конечно, верил Розе. Действительно, почему бы ей не навестить мать? Но что-то мешало ему, что-то настораживало... На¬конец он понял, что именно. Ведь он ничего не знал о ней, даже адреса. А она уже вошла в его жизнь, проросла корнями в его душу, скрепив её, как рыхлую почву. И если вырвать эти корни, то душа его рассыплется, как сухой песок.
IV
Началось томительное ожидание. Стёпочкин попытался смотреть телевизор, но все передачи показались такими надуманными и бес¬смысленными, что он даже удивился, как раньше находил в них что-то. С газетами - то же самое. Потом он решил, что, когда она вернётся, а она обязательно вернётся, он спросит... нет, нет... он не спросит, а просто скажет: «Выходи за меня замуж». И, возможно, Роза согласится. Тогда она должна переехать к нему. Он оглядел комнату, сидя на диване, и постарался взглянуть на неё глазами постороннего. Холостяцкая квар¬тира была не то чтобы запущенная - Стёпа был человеком аккуратным,но захламлённая. Масса ненужных вещей, одежды, книг, которые не стоило бы читать и в первый раз, не говоря уже о втором. Куча всяких мелочей, рассованных по всем мыслимым и немыслимым углам. А ведь у Розы должны быть и свои вещи. «Нужно приготовиться», - решил он и начал перебирать книги, стараясь отобрать те, которые ему не нравят¬ся. Он раскрывал каждую, смотрел оценивающим взглядом и колебал¬ся. Неожиданно он поймал себя на мысли, что ему жалко с ними рас¬статься. От его решительности не осталось и следа. Так бы он и стоял посреди комнаты неизвестно сколько времени с книжкой в руках, но, на его счастье, пришёл Михалыч с пивом и копчёным палтусом. У Степы, несмотря на все его переживания, сладко заныло сердце. Он обожал копчёный палтус. Забыв о своих грандиозных планах, Стёпочкин по¬спешил на кухню. Там уже вовсю хозяйничал Михалыч. Поставив пиво в морозильник, он убрал посуду со стола. Потом открыл холодильник и начал, не задумываясь, выбрасывать старые упаковки продуктов, какие- то недоеденные кусочки, аккуратно обтянутые целлофаном. Делал он это так легко и без колебаний, что Стёпа позавидовал белой завистью.
--Слушай, Михалыч, а ты бы не мог мне книги так перебрать?
--Без проблем! - ответил тот. - Неси мешки.
Он всегда ненавидел лишние вещи и говорил, что они отвлекают от жизни. После беглого просмотра корешков книг он отложил рассказы Шукшина, Джека Лондона и «Собачье сердце» Булгакова. Остальные книги начал бросать, как мусор, в мешки. Стёпа сначала даже пожалел, что попросил друга помочь ему, но потом вспомнил Розу и уверенно произнёс: «Ещё надо перебрать шкаф в спальне и на кухне». Мгновенье поколебавшись, добавил: «Все перебрать...» Хотел сказать: «Вот Роза вернётся, переедет ко мне», - но побоялся сглазить.
Решили сделать так: выпить по паре бутылочек и начать выбрасы¬вать. А когда все закончат - допить остальное. Сказано - сделано. Два раза звонила жена Михалыча, Ольга. Наконец не выдержала, пришла и сразу включилась в работу. Выбрасывать, как её муж, она не люби¬ла, зато вымыла все шкафы на кухне, холодильник и навела порядок в квартире. Теперь, правда, это было не сложно. Треть вещей - не меньше--была безжалостно выброшена. Квартира приобрела спартанский вид. Большие блестящие гантели были её единственным украшением. Когда вынесли последний мешок, было уже за полночь. Но расходиться не хотелось, и они ещё долго сидели и пили пиво. Говорили, что теперь не грех бы и побелить потолки, покрасить стены, а может быть, когда Стёпа найдёт работу, вообще сделать капитальный ремонт. Потом, несмо¬тря на бурные протесты Ольги, Стёпа выкатил бутылочку беленькой, и только закончив её, наконец, разошлись.
Следующие две недели пролетели незаметно. Стёпа двигал мебель, белил, красил, выбрасывал ещё какие-то вещи. От помощи он категори¬чески отказался, сказав, что ему так легче ожидать возвращения Розы.
Когда ремонт был закончен, и вся мебель встала на свои места, он, довольный собой и квартирой, решил сходить в магазин. В дверях Стёпа столкнулся с Михалычем.
-Поехали, по дороге все объясню, - сказал тот, как обычно, без пре¬дисловий.
-Куда? – удивился Стёпа и уже хотел сказать, что ремонт окончен и надо бы обмыть это дело, но вдруг заметил, что его друг, обычно такой энергичный и жизнерадостный, сегодня хмурый, если не сказать боль¬ше, - подавленный.
Стёпа не понимал, что происходит, и сердце его сжалось от нехоро¬ших предчувствий.
- Садись быстрее, - сказал Михалыч, - ехать далеко. И резко нажал на газ, едва Стёпа успел захлопнуть дверь.
V
-Я, когда вышел от тебя… Ну, помнишь, ты попросил познакомить тебя с кем-нибудь?
-Я попросил, как же, - Стёпа хотел съязвить, но, посмотрев на лицо друга, осёкся.
-Не важно, - продолжал Михалыч, - короче, я вышел и решил пойти не прямо домой, а окружной дорогой, прогуляться по парку, потом че¬рез железнодорожный мост и зайти, обогнув свой дом, уже с противо¬положной стороны. Пройдя, не спеша, парк, я немного замёрз и, когда подошёл к мосту, постепенно ускорил шаг. Было ветрено, я почти бе¬жал. И вдруг боковым зрением я заметил что-то странное. Сразу не осо¬знав, по инерции сделал несколько шагов и только потом остановился и обернулся. Я не ошибся: за перилами на узенькой кромке стояла жен¬щина. Глаза заплаканы, лицо полно боли. Она смотрела вниз на шоссе, на сырой асфальт и отводила взгляд. Я сразу понял, что она хочет убить себя, но не решается. Тут она заметила, что я смотрю на неё, и закри¬чала: «Не подходите, никто не сможет мне помешать!» Её надо было остановить любой ценой. И тут у меня мелькнула невероятная идея. «Где ты была! - кричу, - я тебя столько лет искал, вся жизнь ушла на этот бесконечный бег за тобой, и теперь, когда мы, наконец, встретились, ты снова хочешь уйти? Если ты прыгнешь, то и я тоже!» И перелез за пери¬ла там, где стоял, далеко, метрах в семи от неё, чтобы не напугать, что¬бы не подумала, что я хочу силой вернуть её. Вижу: женщина в шоке и про своё самоубийство напрочь забыла. «Кто вы?» - спрашивает. А я не могу ответить - ведь тогда она сразу поймёт, что я её не знаю. Тогда я кричу: «Я так люблю тебя, а ты даже не узнала меня...» Ей стало нелов¬ко, и она замолчала. Я сказал с чувством: «Никогда, слышишь, никогда я тебя ни о чем не просил. А сейчас сделай это для меня. Нам нужно о многом поговорить. Дай мне полчаса, пожалуйста». Она ничего не от¬ветила и начала неуклюже перелезать через перила, и я с удовольствием отметил, что она изо всех сил старается не упасть. Вот пойми после этого женскую душу: знает наверняка, что я не из ее жизни, уже одной ногой на небе, а не может устоять перед искушением узнать, кто же я. Погуляли мы по тому парку минут сорок, прежде чем я признался, что просто прохожий, и потихоньку выведал, почему же она решилась на этот отчаянный шаг. Оказалась, что у неё рак в очень запущенной форме. Что она неоперабельная, а химия и изотопы только продлят агонию. Ни мужа, ни семьи, ни родных, ни близких... «Зачем мне эта жизнь?» - она посмотрела на небо и заплакала.
-Она точно как я, у меня тоже никого нет, -задумчиво сказал Стёпа.
- А я? - возмутился самонадеянный Михалыч.
-Конечно, конечно... Может, я потому и не прыгаю с моста, - он го¬ворил, как всегда, серьезно.
-Привёл я её к себе домой, - продолжил Михалыч. – Ну, ты ж мою бабу знаешь: она зверем посмотрела, но приличия соблюла. «Добрый вечер, -говорит, -проходите». А потом, когда Роза рассказала свою историю, Ольгу как подменили. Сидят они на кухне, разговаривают и обе плачут, а я пошёл в салон, ведь все уже слышал. А слушать второй раз тяжело. Хожу из угла в угол, не сидится мне. Стал про тебя думать: где ж я тебе жену найду? По пьяной лавочке ляпнул, даже не знаю, на что я тогда рассчитывал. И тут с кухни донеслось: «Ну, для чего мне жить, для чего мучится...» - и тут у меня весь пазель и сложился. Она хочет умереть, потому что неизлечимо больна, и ей сказали, что она безнадёжна. Это понятно. Но жалуется на то, что нет смысла в жизни. И возможно, вся её болезнь от этой мысли. «Так, -думаю, -сейчас я тебя загружу - мало не покажется». Захожу в кухню и говорю: «Хочу, с вашего позволения, анекдот рассказать». Ольга напряглась, но ничего не сказала. Она знает, что я просто так анекдоты не рассказываю. А Роза кивнула, не придав этому значения, очевидно решив, что я просто хочу отвлечь ее от грустных мыслей. «Однажды, - начал я, - один палач говорит осуждённому на смерть: Завтра, когда вас спросят про по¬следнее желание, попросите, пожалуйста, чтоб мне зарплату добавили, и доброе дело заодно сделаете». На кухне стало тихо. Роза задумалась. «Я могу что-то для вас сделать?» -«Да, -говорю твёрдо, уверенно, а сам чувствую большие сомнения по этому вопросу. -Да, нужна ваша помощь». И рассказываю про тебя. Мол, не живёшь, а мучаешься, по¬лон сомнений и страхов, без любви и ненависти, одинокий, как саксаул. И, похоже, прыгнул бы давно с моста, но ждёшь, пока у тебя будет рак в запущенной форме. Она слабо улыбнулась. Очень хорошо, думаю. Ольга сразу поняла, к чему я клоню. Не глядя на меня, вышла из кухни, однако уйти далеко не смогла и сейчас стояла за косяком, внимательно слушая. Она явно считала кощунством просить у смертельно больного человека помощи, да ещё такой. С одной стороны, ей было стыдно за меня, с другой стороны, имея многолетний опыт, жена догадалась, что я кое-что придумал, и решила не мешать. И все-таки не выдержала - вы¬шла из засады. «Я надеюсь, ты не хочешь, чтобы Роза вышла замуж за Стёпочкина?» - «Нет, план у меня такой...» Ну, а дальше ты знаешь…
Стёпа был в шоке и уже ничего не спрашивал, а молча ждал, ког¬да они, наконец, приедут и он сможет увидеть свою Розу. Вскоре они подъехали к огромному зданию, на котором было написано неизвестное ему слово: ХОСПИС.
VI
Михалыч и Стёпа быстро шли, почти бежали по коридорам, и Стёпочкин понял: его друг был здесь и не один раз. Наконец они зашли в комнату Розы. Михалыч поздоровался и вышел, оставив Степу наедине с ней. Она сидела в кресле на колёсах. «Ей трудно ходить», - догадался Стёпа. Он опустился на колени, чтобы заглянуть ей в глаза. Роза и пре¬жде была худенькая, а теперь и вовсе... Кожа пожелтела и стала какой¬-то неживой, но глаза, глаза не изменились.
--Здравствуй, Володя... Я очень... - она запнулась, - страшная?
--Нет, что ты... не очень, - сказал он и смутился. Она ответила ему слабой улыбкой очень усталого человека.
-Почему ты ничего мне не сказала? - спросил Стёпа с надрывом в голосе.
-Я не хотела, чтобы ты запомнил меня такой... понимаешь...- она по¬молчала. - А потом я не выдержала... вдруг поняла, что мне очень важно увидеть тебя... что по-настоящему люблю тебя...
Маленькая слезинка выкатилась и докатилась до середины щеки, зато вторая добежала до уголка губ, а потом слезы потекли ручьём. Роза молча плакала, не стесняясь и не вытирая их. Стёпа крепился из всех сил и уже готов был разреветься, как вошел Михалыч и сказал:
- Стёпа, на минутку... Они вышли.
-Понимаешь, ей сейчас очень тяжело... Ей было тяжело и тогда, ког¬да вы встречались. Она принимала очень сильные обезболивающие, но старалась до последнего. А сейчас постарайся ты. Не надо говорить с ней, как с покойником.
Он взял друга за руку и, как ребёнка, подвёл к плакату, на котором были написаны простые, но важные в этот момент вещи:
Плакать нормально, когда кто-то умирает. Также нормально смеяться.
Иногда лучшее лечение боли - это не лечение.
Хоспис - это не только спокойная смерть, это жизнь, пока не умрешь.
Я знаю, ты справишься—сказал друг.
Стёпа утвердительно кивнул. Помолчали.
-Я хочу остаться здесь, пока она... -он запнулся, не желая произ¬нести это слово. Но Михалыч перебил его:
-Не беспокойся, можешь спать в комнате, я узнавал. А сейчас пойдём, возьмёшь одежду в машине. Переодеться на первый случай, а дня через два мы с Ольгой подъедем.
Стёпа удивленно спросил:
- Одежду? Михалыч вздохнул и улыбнулся:
- Неужели я мог подумать, что ты уедешь? Стёпа молча подошёл и благодарно обнял друга. Говорить он не мог.
Когда Михалыч уехал, Стёпа пошёл в туалет, умылся и привёл себя в порядок. По дороге в комнату он остановился у плаката и несколько раз, как мантру, повторил: «Хоспис - это не только спокойная смерть, это жизнь, пока не умрёшь». Это придало ему сил, и, полный желания хоть чем-то помочь Розе, он поспешил к ней.
К своему удивлению, Стёпа быстро прижился на новом месте. Все время, когда Роза не спала, он выкатывал её в больничный парк, и они гуляли, говорили без конца и даже смеялись. Как-то он заметил ей, что ему не хватает гантелей, которые они купили вместе. И тогда она пред¬ложила ему во время прогулок отжиматься и приседать. Он посмотрел по сторонам: кругом гуляли больные в сопровождении своих родных и близких. Видно было, что ему неловко.
- Ты стесняешься? - спросила Роза. Он неуверенно пожал плечами.
-Володя, - мягко сказала она, - я хочу видеть тебя подтянутым. Ну, пожалуйста.
И тогда он, краснея от неловкости и напряжения, с большим трудом отжался семь раз. Не лучше было и с приседаниями. Но Роза сумела разжечь в нем огонёк соревнования, и уже через две недели он легко отжимался раз двадцать. Роза смеялась и хлопала в ладоши. И ему уже было непонятно, почему он, собственно, не хотел отжиматься при лю¬дях. Во время послеобеденного отдыха Стёпа не спал, а читал всякие брошюрки, написанные специально для тех, кто хочет помочь обречённым, но живым людям. Тут были и инструкции по уходу за больными, и рекомендации, как разговаривать с ними, как при этом держаться и са¬мому не сойти с ума. Все советы сводились к тому, что Михалыч сфор-мулировал и сказал ему с самого начала: «Говори, как со здоровой, без всяких сюсюканий, а чтобы у самого крыша не поехала - думай о том, каково ей, а не тебе». Он смотрел, как Роза медленно уходит, угасая, словно свеча под утро. Ему было больно, грустно... однако паники и отчаяния не было. Однажды ночью Стёпочкин не мог заснуть и осознал это, но почему-то не удивился. Возможно, он стал потихоньку забывать то время, когда переживал из-за каждой мелочи. На следующий день он сообщил Розе, что хочет заменить санитарку, хочет сам купать её и пе¬рестилать постель, мыть пол и вообще делать все, что потребуется. Она сначала заупрямилась, но тогда Стёпа сказал, что все уже решил, и если она откажется, будет ухаживать за кем-то другим, а стесняться здесь не¬чего. Роза вздохнула и... согласилась. В хосписе трудно удивить кого-то преданностью и самопожертвованием. Здесь все проникнуто атмосфе¬рой любви и сочувствия. Но все-таки, наверно, было что-то особенное в отношениях Стёпочкина и Розы, что заставляло людей остановиться и вспомнить о любви. Раз в неделю приезжал Михалыч с Ольгой, и тогда они гуляли парами: Ольга катила коляску с Розой, а Михалыч со Стёпой неторопливо шли сзади и пили пиво прямо из бутылок. Все они мучительно пытались забыть о том, что жизнь Розы висит на тонень¬ком волоске, который может оборваться каждое мгновенье. И это почти удавалось...
Наступила поздняя осень. Дни становились короче и короче, а глав¬ное, холоднее. К тому же в любой момент мог пойти дождь, а Розе про¬стуживаться было просто опасно. Поэтому Ромео и Джульетта, как их теперь называли, стали меньше гулять. Стёпочкин подкатывал коляску к окну, и они молча наблюдали, как природа погружается в свой обыч¬ный летаргический сон. «Если бы человек так мог, - задумчиво сказала Роза, - умереть на зиму, а весной возродиться вновь».
В ту же ночь она умерла. Странно, но Стёпочкин ничего не почув¬ствовал и не проснулся. Только утром он, взяв её ледяную руку, понял, что Роза не спит, а умерла. Он поцеловал её в лоб и направился в комнату дежурного врача. Сказав что-то невнятное, вернулся к Розе. Но старый врач сразу понял, в чем дело, и поспешил за ним. Осмотрев её, он сооб¬щил, что она, скорее всего, умерла во сне и не мучилась. Потом, почти ничего не соображая, Стёпочкин помог обмыть и переодеть Розу. Вдруг он вспомнил, что нужно позвонить Михалычу. Пошёл к медсёстрам на пост, но, к его удивлению, одна из них уже позвонила. До по¬хорон оставалось ещё несколько часов, и он пошёл в парк. Там было холодно и сухо. Стёпочкин гулял, не замечая времени. Он вспоминал, как они познакомились, теперь ему казалось, что это было сто лет назад. Вдруг он понял, что должен будет сегодня уехать отсюда. «Куда? - спросил он сам себя. - И зачем?» Там, на «большой земле», никто не нуждается в его помощи. А он, как ни странно, привык быть нужным. Оказалось, что он добрый, и, если потребуется, может быть полезным. Мысль ро¬дилась и тут же превратилась в решение. Он останется на этом острове «любви без надежды». Будет работать санитаром. Это ему привычно.Только бы место было. Если же не будет - ничего, он подождёт. И с эти¬ми мыслями он направился к главврачу.
-У Валерия Борисовича посетитель, -сказала секретарша, -при¬сядьте.
Спешить было некуда, и Стёпочкин сел. Вдруг дверь открылась, и вышел Михалыч. Они молча обнялись. Потом Стёпа сказал: «Подожди, я сейчас…» И вошёл в кабинет. Поздоровался, представился. Главврач понимающе кивнул, указал на стул и сказал:
- Примите мои соболезнования.
Стёпочкин понял, что тот знает о смерти Розы и, очевидно, слышал и о нём.
- Я хотел бы остаться и работать у вас, - просто сказал Стёпа.
-Да, конечно, я уже говорил вашему другу, что Пал Палыч из группы психологической поддержки - вы, наверно, знакомы - уходит на заслу¬женный отдых. Вы человек сильный, волевой, на вас можно опереться. Вы сможете заменить его.
И Стёпа не испугался - ни внешне, ни даже внутренне: все страхи умерли вместе со страхом потерять Розу. Да, ему есть, что сказать лю¬дям, и на него можно опереться.
- Спасибо большое.
Он встал,направился к выходу и уже открыл дверь, когда глав¬врач окликнул его и сказал:
--У Вас замечательный друг.
-- Вы мне рассказываете... - ответил Стёпочкин и улыбнулся.
