Три дня до освобождения
Рассказ
День первый
- Фируза, надень паранджу, сейчас посетители прийдут! – крикнул тюремный надсмотрщик, входя в женское отделение и заметив одну-единственную девушку без накидки.
Каждое последнее воскресенье месяца в тюрьме южно-афганского городка Тайпек было днём открытых дверей. К замужним женщинам приходили супруги. А к кому не приходили, всё равно должны были закрывать лицо.
Тюрьма не отличалась строгостью распорядка и содержания. Скорее походила на общественный лагерь для изолированных от общества закононарушителей: несколько глинобитных бараков без дверей, но с решётками на окнах, в которых все стёкла разбиты.
Территория обнесена пятиметровой стеной. Во дворе – колонка с длинным металлическим рычагом, который надо постоянно качать, чтобы добыть воду. Возле колонки женщины умывались, стирали, мыли фрукты и посуду.
За стеной – здание административного отделения. Дальше – мужская тюрьма. Мужчины устроились комфортабельней. В их бараках каждый имел собственную постель с матрасом, огороженную занавеской, в отличие от женской, где все сиделицы и дети спали на полу вперемешку.
Фируза посетителей не ждала. За десять лет заключения её не посетили ни разу. Да она и не расстраивалась. Никого из семьи видеть не хотелось. Не зря же она от них сбежала в своё время, за что и получила срок. Только один человек на свете, Джаред, был ей дорог. И он сидел рядом, в мужском отделении. Но за всё время пребывания в тюрьме по-соседству она его ни разу не видела и словом не перекинулась.
Надсмотрщик, его звали Абдулла, оглядел строгим взглядом подопечных – все ли закрыли лица – и отворил ворота. Вошли двое мужчин. Оба одинакового роста и возраста, почти одинаково одеты: в традиционные мужские полотняные тоги – пирухан и плоские шапки-пуштунки.
Мужчины в нерешительности остановились, оглядывая сиделиц, одетых в одинаковые, синие, казённые бурки, закрывающие абсолютно всё, кроме дырочек для глаз, забранных сеткой. На помощь посетителям пришли их жёны.
Они подошли к супругам и, не прикасаясь, предложили присесть в уголке между бараком и стеной, в отдалении от других обитателей. Присесть в том смысле, что на корточки или на землю, потому что мебели или другой обстановки здесь не имелось. Кроме тонких подстилок для спанья и детских люлек.
От нечего делать Фируза прошлась туда-сюда по двору. Из одного угла до неё донёсся разговор, который вели заключённая с пятью детьми Зара и её муж. Вернее, монолог мужа, потому что женщина за всё время не произнесла ни слова.
- Ты меня опозорила, - выговаривал супруг. – На всю деревню осрамила. И чего тебе не хватало? Дом, дети, муж. У других вообще ничего нет и то не ропщут. Я о тебе заботился, ты же моя жена. На других не смотрел, даже на мальчиков.
Верность соблюдал. И сейчас соблюдаю. У меня никого нет. Не знаю, как к тебе теперь относиться. Ты мой позор. И детям его передашь. Из-за тебя не смею людям в глаза смотреть. Как ты только решилась?
Четверо детей Зары, пятого – грудничка – она держала на руках, притихнув, стояли рядом. Но отец не удостоил их даже взглядом. Фируза знала их историю. Зара договорилась со старшим сыном мужа, чтобы тот отвёз её обратно к родителям. Но их в дороге перехватили и отправили в тюрьму. За самовольный уход из дома женщина получила пятнадцать лет. Ее помощник тоже сидел.
- А оставаться у мужа было невозможно, - рассказывала однажды Зара шёпотом Фирузе. – Он каждый день дрался. И не слегка, для острастки, а отчаянно, жестоко. Я не за себя, за детей испугалась. Ведь знаешь, самого первого своего сына он забил палкой до смерти. Не от хорошей жизни я решилась бежать-то... А здесь, в тюрьме, мне хорошо. Спокойно. Я бы тут до конца жизни осталась.
Фируза, как никто другой, отлично понимала подругу по несчастью. Сама получила срок за неповиновение. Только не мужу, а отцу. В пятнадцать лет её договорились сосватать местному имаму, которому было за пятьдесят. К тому же он отличался особой жестокостью. В их деревне все знали, как он расправился с последней женой.
Женой... Семилетнюю девочку и назвать так неудобно. А он её в первую брачную ночь ножом изрезал и бросил кровью истекать. Люди нашли несчастную, уже мёртвую, на улице. А выступить против имама никто не посмел. И вот за этого шакала хотели выдать Фирузу. Но она вовремя сообразила и сбежала с Джаредом.
Хотя недолго длилось их счастье. Схватили обоих и посадили в одну тюрьму, рядышком. Но Фируза любимого не забыла. Дня не проходит, чтобы о нём не думала. Срок их заключения подходит к концу. Девушка всем сердцем надеялась, что после освобождения они с Джаредом воссоединятся навечно.
День второй
Детский крик, захлёбывающийся, отчаянный, не прекращался целое утро. Маленький Фарух, лежавший привязанным к низкой люльке-качалке, громко плакал, состроив жалобно губки. Будто спрашивая: ну за что мне, маленькому человечку, приходится испытывать такие мучения?
Фируза с состраданием посмотрела на него. Мать грудничка Фатиха своего молока не имела. Когда были деньги, она покупала ему еду у других. А сейчас, будучи давно на мели, она бегала по товаркам, просила в долг.
Но ей не дали. Она и так была почти всем должна, а на возвращение они не надеялись. Фатиха рассорилась с мужем, которому иногда звонила с помощью тюремщика Абдуллы. В последний раз он не ответил на звонок, а денег не присылал уже давненько.
Присев на корточки возле люльки, Фируза покачала её, но безрезультатно. Голодный Фарух и не думал умолкать, и девушка оставила его в покое.
Подошла Фатиха.Села рядом и заплакала.
- В десять лет замуж отдали и как отрезали. Родителей с тех пор не видела. Только недавно родила ребёнка, но муж не обрадовался. Он чаще с мальчиками время проводил, чем со мной. Но отпустить добром не захотел. Когда в очередной раз избил до полусмерти, я сбежала.
Десять лет получила. А чем кормить сына буду всё это время? Позаботиться обо мне некому. О-ох, - зарыдала женщина в голос и ракрыла лицо руками. Затем вытерла глаза головным платком и сказала, приглушив тон:
- Мне продать Фаруха предлагают. Только я не соглашаюсь. Он единственный родной мне человек на всём свете. Если продам, как буду смотреть ему в глаза, когда вырастет. Спросит: как ты могла меня бросить? Отдать в чужие руки?
Слышавшая её монолог не в первый раз, Фируза ничего не ответила. Она поднялась с корточек и вышла во двор. Дети играли подобранными во дворе «игрушками»: обрывком колючей проволоки, согнутой алюминиевой ложкой или просто шлёпали босыми ногами по лужам, лежавшим вокруг колонки.
Девушку окликнули. Мальчик лет семи, сын одной из заключённых, подал ей тряпичный свёрток. От Джареда, с бельем. Фируза нашла пустой тазик и, насыпав моющего средства, замочила одежду любимого. Она стирала для него каждую неделю. С удовольствием. Не имея возможности поговорить, она хоть таким нехитрым способом старалась поддерживать с ним связь.
Развесив бельё сушиться, Фируза встала в тенёчке отдохнуть. Пришёл Абдулла понаблюдать за порядком. Его тут же окружили женщины с просьбами позвонить родственникам, потому что у него имелся мобильный телефон, вероятно, казенный. Удовлетворив каждую просьбу, мужчина степенно удалился.
Раздался визг и грохот. Фируза лениво повернула голову. Возле норки под бараком, которую давно заприметили сиделицы, лежал окровавленный труп крысы. Рядом доска. Одной из женщин удалось выманить грызуна на свет Божий и прихлопнуть деревяшкой. Женщины с детьми столпились вокруг, охая и ахая. А выбросить труп никто не решался.
С невозмутимым видом Фируза подошла к мёртвой крысе, взяла за хвост и понесла к стене. Размахнувшись, забросила её наружу. Пусть там с ней разбираются, а здесь нечего засорять территорию. Раньше она их боялась. Змей, мышей. И пауков. А теперь – нет. Очерствела, видно. Привыкла ко всему. Чего только ни видела на своем недолгом веку: смерть, кровь. Ничему не удивляется...
Из барака послышалась барабанная дробь. Фируза отправилась посмотреть. Самая весёлая из заключённых, Латифа, нашла где-то старую, объёмную, пластмассовую флягу и забарабанила в неё с двух сторон пальцами. Затянула песню.
О романтической любви. Между пастухом и девушкой. Далеко в горах живут они в любви и согласии. Он пасёт овец, она готовит пищу. А по вечерам они сидят рядышком и поют песни. Как мало надо для счастья... Латифа тоже отсиживает срок за побег. Она не имеет ни детей, ни родственников. В тюрьме чувствует себя как дома, никогда не унывает и улыбается чаще других.
Вокруг собрались женщины. Отбивая хлопками такт, подпевают Латифе. Когда песня закончилась, попросили спеть ещё. Девушка не отказалась. Время прошло весело, но у Фирузы было почему-то тяжело на душе. Хотя, казалось, есть люди, которым тяжелее.
Вот Зара. Пятерых детей поднимает. Сейчас она приготовила какую-то жидкую смесь коричневого цвета, поставила перед люлькой с грудничком. За неимением бутылочек, она намазывала мизинец в каше и совала в рот ребёнку, размазывая по язычку.
Но и Заре довольно неплохо живётся. А другая молодая мамочка, Фатиха, частенько кормила сына, давая пососать только намоченную в сладком чае тряпку. Потому он и кричит каждый день. От голода.
День последний
День начался с драки. Фатиха сцепилась с другой товаркой, женщиной в два раза старше себя. Они хватали друг друга за руки и пытались дотянуться до волос. Когда они, отчаянно бранясь, выскочили во двор, налетела толпа из других заключённых, и драчуний растащили.
Но перебранка не прекратилась.
- Ты воровка! – кричала Фатиха. – Почему воруешь наши деньги? Мы же здесь все равны. Нам всем деньги нужны. Еду купить и остальное. А ты крыса, всё время всех обманываешь. Килограмм мяса стоит два доллара, а ты продаёшь за три. И так во всём. Спекулянтка! Да ещё наши деньги воруешь!
- Ничего я не воровала! – визгливо оправдывалась соперница. – Ты с чего на меня налетела, с ума что ли сошла? Забыла, как я тебе помогала, к доктору водила. Телефон оплачивала. А теперь плохая стала? Я-то в чём виновата, что ты с мужем рассорилась и денег не имеешь? Дура сумасбродная! Я вот судье пожалуюсь, пусть тебя отсюда уберут. Ты самая скандальная. Каждый день склоки устраиваешь.
Её угрозы, вроде бы, подействовали. Фатиха быстро сникла и отошла в уголок плакать. Фируза погладила её по плечу. Закрываясь платком, Фатиха зарыдала навзрыд.
- Ах, горе мне, горе! Продала я моего Фаруха. А иначе не могла. Он бы здесь умер. А-а, нет мне счастья и больше не будет. Продала сыночка, кровиночку, родного человечка... – запричитала она.
Пришёл разбираться начальник тюрьмы, худой мужчина с уставшими глазами. Пока они разговаривали, Фирузу отозвала женщина-надзиратель.
- Твой срок сегодня заканчивается.Готовь вещи. Когда проверим бумаги, можешь уходить.
Новость обрушилась на Фирузу, как гром среди пустыни. Она свободна?! Но что она будет делать со своей свободой? А Джаред?
- А Джаред?
- Он тоже.
- Ой, подождите.
Девушка бросилась в барак к своему чемодану. Достав карандаш и тетрадку, нацарапала несколько слов. Вырвала листок, побежала на улицу. Подозвав мальчика-курьера, отдала ему записку и сказала, кому передать. Уговорила надзирательницу пропустить мальчика в мужское отделение.
С замирающим сердцем Фируза ждала ответа. А пока принялась пересматривать вещи. То, что своё, складывала в чемодан, то, что казённое – отдельно. Пришёл Абдулла проверить, всё ли в наличии. Затем велел захватить бумаги и повёл её в административную часть.
Там проверили её документы и удостоверили личность. Выдали пропуск и велели не задерживатся с отправкой. За Фирузой уже кто-то приехал.
Когда она ушла, Абдулла сказал:
- Несчастная девушка. Ей домой нельзя возвращаться. Дядька с сыном поклялись её убить. И родной брат тоже. Говорит: она мою честь запятнала, не собираюсь с ней жить под одной крышей. Ох, не знаю, должна ли радоваться своему освобождению...
Фируза вернулась в барак. Там ждал курьер. Он отдал ей её же записку и собрался бежать.
- А ответ? – растерянно спросила девушка.
- Он сказал, что нечего ему ответить.
Мир рухнул. Фируза присела на корточки и заплакала.
Пришла Латифа и с порога начала кричать:
- Забудь его! Не расстраивайся. Он тебя недостоин, не заслуживает твоих слёз. Предатель! Не будет ему счастья, раз тебя бросил. Никогда не познает любви и не будет ему удачи. Не убивайся по нему, держись гордо. Ты ещё найдёшь своё счастье.
Всё, что потом делала Фируза: собирала чемодан, прощалась с подругами, целовала их детей было автоматическим и не осталось в памяти. Она накинула паранджу, взяла чемодан и вышла за ворота.
Остановилась у стены. Навстречу к ней шла родственница, что-то крича и махая руками.
Ворота сзади Фирузы хлопнули. Она повернулась и увидела Джареда с вещами в обеих руках. Не узнав её под паранджой, он прошёл мимо. Девушка позвала негромко:
- Джаред!
Он оглянулся. Посмотрел на неё. Узнал-не узнал? Сделал шаг в её сторону. Начал присматриваться, пытаясь за сеткой паранджи увидеть глаза человека.
- Пойдём, некогда! – крикнул ему мужчина, стоявший у белой легковой машины, и нетерпеливо махнул рукой.
Джаред попятился. Развернулся и побежал к машине.
Фируза проводила его глазами. Потом отошла от стены и, понурившись, побрела в другую сторону. Все, находившиеся поблизости, мужчины: охранники на стене, надзиратели, вышедшие за ворота, даже случайный прохожий на улице на мгновенье замерли, угрюмо глядя ей вслед.
Теги:
