Мы никогда не поймем японцев. Часами сидеть и рассматривать несколько булыжников на песке, в парке, и при этом входить в состояния покоя и умиротворения. Я за сутки изучил свой потолок досконально, до малейшей трещинки и полосочки. Уже начал узнавать в лицо тройку мух, которые залетели с балкона и бегали по потолку. Появилась только злость, от неподвижности. Не помогло даже звуковое оформление зомбоящика. Но пришла с работы Светка, насильно, с ложечки, покормила меня и убежала на «пару минут» к маме. Я знал, что это пару часов и незаметно задремал. Светкины минуты, конечно, затянулись и когда я проснулся, в комнате было уже темно. Разбудил меня тихий звук, который доносился со стороны подоконника. Легкий перезвон маленьких колокольчиков то затихал, то начинался вновь. С трудом опустив взгляд вниз, насколько позволил гипс, я увидел, что Малыш светится и издает серебристый звон.
Малыш — это маленький кустик, который я подобрал на улице. Старушка с первого этажа умерла, и ее дети продали квартиру. Новые жильцы вынесли все бабушкины цветы на улицу и поставили их около подъезда, чтобы могли разобрать все желающие. Была поздняя осень и ночью ударил мороз. Все цветы пожухли, потеряли листья и бутоны. И только маленький кустик из последних сил тянулся к холодному солнцу. Его листья так трепетали, что казалось, это маленький человечек дрожит на морозе. Я его пожалел и принес домой. Светка долго пыталась найти в инете хоть что-то похожее, но всемирная паутина не помогла. Решили подождать, когда начнут появляться, какие-нибудь цветы, тогда и выясним, что за гость у нас поселился. Мы прозвали его Малышом. И сейчас он светился тоненькими лучиками, трепетал листочками и звенел маленькими колокольчиками. Я попытался немного приподнять голову, и вдруг гипс поддался, и мне удалось поднять голову на несколько сантиметров. Быстренько пошарив рукой возле себя, я нащупал шахматную доску и сунул ее под затылок. Теперь я видел Малыша целиком, во весь рост. Он так трепетал, светился и заливался колокольчиками, что я испугался, как бы он не упал с подоконника. Хлопнула входная дверь, в комнату влетела Светка и Малыш замолчал. Лучики потухли, листочки замерли.
С этого дня я каждый вечер отправлял Светку к маме или подругам, и мы с Малышом занимались тренировками. Он отказывался светиться в присутствии Светки. Она ревновала, допрашивала, пыталась подсматривать, но мое постепенное улучшение ее убедили и она успокоилась. Через неделю я уже мог разогнуть руку, гипс временно становился резиновым. Он растягивался и не мешал двигаться, но как только загорался свет твердел, не оставляя трещин. И я решился. Два дня уговаривал Светлану снять гипс с руки. Наконец она согласилась, но в присутствии врача. На следующий день вечером приехал врач. Постучал пальцем по гипсу, зачем-то посчитал пульс и заявил, что за такой короткий срок, такие переломы не срастаются. Я психанул, с помощью Светки сдернул гипс с руки и помахал ладонью перед лицом доктора. Дальше было веселее. Он чуть ли не на зуб попробовал руку. Исписал полблокнота и наконец, договорился приходить через день и ничего не сообщать в больнице, если лечиться я буду только у него. На том и договорились. Про Малыша ему никто ничего не сказал, и я продолжил тренировки. У меня прошли головные боли, появился аппетит, Светка мечтала о Кипре.
Прошел месяц. Мне уже удавалось понемногу сидеть. Малыш выбросил пару бутончиков, которые стыдливо прятал между листьев и только доктор тихо сходил с ума. Он притащил переносной рентгеновский аппарат, через день брал у меня кровь на анализ, исписал не одну сотню листов и наговорил на диктофон уйму времени. Попытка рассказать ему про Малыша, окончилась ничем. Доктор посмотрел на кустик и сказал, что такой же есть у его матери и, несмотря на это, она болеет уже почти десять лет и жива только благодаря дорогим импортным лекарствам, которые доктор достает по своим каналам. Больше мы к этому разговору не возвращались. А потом доктор пропал. Появился он недели через две, взъерошенный и, кажется слегка выпивший. Пришел поздно вечером, с большим пакетом в руках. Твердил, что он убийца, что теперь его маме уже никто не сможет помочь. Рюмка коньяка привела его в чувство, и он смог, наконец, рассказать что случилось. Он долго колебался, но решился и прекратил давать матери дорогостоящие импортные лекарства. Вечером, как только темнело, уходил гулять в парк. Через несколько дней заметил, состояние матери не только не ухудшилось, но и стабилизировалось. Она засыпала без снотворного, перестала жаловаться на боли в спине. На вопросы, что происходит дома, пока он гуляет, отказывалась отвечать наотрез. Тогда он забрал растение на работу и попытался провести кое-какие тесты. На второй день куст завял. Маме стало хуже и он не знает что делать. Неожиданно Малыш зашелестел листочками. Я схватил пакет доктора, достал его куст и поставил на окно. Мы затаили дыхание. Пару минут ничего не происходило. Малыш исполнял какой-то, только ему понятный танец, его собрат стоял поникший и неподвижный. И вдруг по стволу гостя пробежала маленькая искорка, потом еще одна, листы начали подниматься и наконец, раздался, чуть слышный, звон колокольчиков. Доктор схватил горшок и быстро ушел. Малыш еще немного пошелестел листами и затих.
Мы сидели на берегу и любовались синевой убегающей к горизонту. Светка меня все-таки уговорила, и как только я начал ходить без тросточки, мы уехали отдыхать к морю».
— Я все думаю, откуда они пришли и куда ушли, — она повернулась ко мне. — А ты что думаешь? Как только ты выздоровел, Малыш исчез, рассыпался в пыль за одну ночь. И у доктора то же самое произошло. Недавно видела его маму в парке под ручку с интеллигентным старичком. И почему они выбрали вас? Я даже его не сфотографировала, — вздохнула Светка.
— Никогда не подвергай чудеса сомнению, когда они происходят, — вспомнил я фразу Рея Брэдбери. — Говорят, что любому человеку по-настоящему везет один раз в жизни. Главное не проморгать этот момент. Чтобы было, если я не подобрал бы тогда Малыша у подъезда?
