Равнодушие солнца, ни грамма света, затишье. Ждём.
Долговязый дым посылает в небо скупую милость.
Этот день, вероятно, меня пытался убить дождём,
И, должна признать, у него практически получилось.
Ни единой щадящей пространство ноты, безликий джаз.
За окном октябрь размывает город в бреду припадка.
Я такое количество боли видела только раз:
В тот момент, когда заглянула в душу твою украдкой.
Я срываю остатки здоровой кожи, как дань стихам,
А под ней стучит напряжённый пульс – всё сильней и чаще –
Утешающей правды, что кровью стелется по рукам.
Может, это – яд, но его на вкус не бывает слаще.
Ты к нему приучился и пьёшь глотками, как тёмный ром.
Я же лишь слегка пригубить осмелилась в одиночку,
И ещё пожалею об этом, даже не раз. Потом.
Но сейчас пишу, не боясь цензуры, за строчкой строчку.
В этом грёбанном мире, пропитом в баре за пять рублей,
Умирает всё, не прощаясь с ним, не признав финала.
Как дубовые листья в могиле братской среди аллей,
Не поймут, что их ледяным забвеньем судьба достала.
Я боюсь обмануться, но этот полдень похож на нас,
Позабывших свет, на сквозном ветру пролетевших мимо…
Здесь господствуют трупы, и ты всё видишь, как я сейчас,
Потому, что боль помогает истину сделать зримой.
