Лезет в голову смешная, увлекательная муть:
Будто я на тарантасе, погоняя кочергой,
Пролетаю над Парижем вместе с бабою-Ягой.
Наслаждаясь красотою, сплю в постели - с кем попало,
Или утром, с перепою, пью рассол, чтоб полегчало.
Побеждаю, насаждаю, убеждаю иль кичусь,
Девкам мозги поласкаю, с балериною кручусь.
Но сегодня не до шуток, развлечений и желаний,
Этой ночью, представляешь? – Я попал на остров дальний!
Ты вникаешь? К папуасам! Не зарплату получать –
За Миклухой за Маклаем, жизнь туземцев изучать.
Я бреду по папуасской сплошь тропической земле,
То язвица, то ехидна лезут под ноги ко мне,
А с соседнего бамбука их пятнистый брат «кус-кус»,
Из большого уваженья мне оставил свой укус.
Королевской райской птички, упиваясь песнопеньем,
Под кокосовою пальмой одарил глупца прощеньем.
Перекинувшись речами с попкой – чёрным какаду,
Стал внедряться постепенно в папуасскую среду.
Увлечённо притираясь к местным мифам, к языку,
Превращался в папуаса – это ясно дураку.
Нацепив себе на шею ожерелье из клыков,
Прохлаждался по трущобам папуасских тростников.
А молодки-папуаски, по туземному – «нангели»,
Ходят все в татуировках, чёрте что – ну, обнаглели.
Я гуляю мимо хижин, замечаю – глаз косят,
Может, думаю, знакомство завести со мной хотят?
Проклиная всё, что было, говорю о том, что есть,
У вождя на именинах облетела остров весть:
«Тот, кто выдаст дочку замуж – тестем станет чужака –
Обретёт и власть, и силу, юным будет на века!»
Колдуны и чародеи, шарлатаны и магистры,
Всполошились не на шутку – злые, как артиллеристы.
Тут не с духом потрепаться и не порчу навести -
Обломилось с неба счастье, только б ноги унести.
Папуасские красотки, не срывая наготы,
Всюду ищут чужестранцев - от своих уже сыты.
Пожилые папуасы, перестали сдуру пить,
Бьются в злобной лихорадке, предвкушая вечно жить.
Все забыли о запретах, наплевали на тотемы:
«Ну, отбросишь ты копыта – только родичам проблемы.
Не помогут даже духи, толку что они летают?
Не религия, а скука – не сожрут, так закопают!»
Как прослышал новость эту их верховный папуас,
От большого возбужденья, моментально впал в экстаз.
«Замуж выдам свою дочку, засиделась в девках баба!»
И со мной назначил стрелку под листвою баобаба.
Без особых церемоний по сближению сердец,
Папуасские «нангели» наряжают под венец.
Нацепили мне «донган», объяснили – нож из кости,
Разукрасили, побрили, не хватает только трости.
Возле хижины убогой разожгли костры – штук семь,
А луна взошла на небо – озверели все совсем:
По углям на босу ногу папуасы, папуаски,
Поскакали точно блохи в папуасской быстрой пляске.
Я гляжу глазами кобры на взбесившийся народ,
А когда ввели невесту – у меня скривило рот.
Одноногая, косая – «обезьяно-крокодил»,
Я б её, моя бы воля – в океане утопил.
Заклеймили по обряду – дело в шляпе, а меня
С «обезьяно-крокодилом» спать ведут, богов кляня.
Я кричу, сопротивляюсь: «Лучше в петлю, чем в постель!»,
Папуасы подвывают то ль под флейту, то свирель.
К счастью, видно, в этом месте оборвался страшный сон,
Я проснулся среди ночи мокрый весь, аж до кальсон.
И теперь, не знаю право - я женат иль холостой?
Обвенчать-то обвенчали с той горбатой и косой!
Май 2003
