1
О нем говорили: лучший охотник и бродяжья душа!
Казалось, куда бы ни шла – везде его встречала. Он появлялся внезапно и под его пристальным взглядом Лиля невольно меняла походку. Если она сажала в палисаднике цветок, принесенный ею из тайги, то он первым замечал это: предлагал нечаянно помощь, угадывал место в округе, где рос тот кандык или бадан, будто назначал ей в будущем свидание.
Поселок окружали огромные пихты. Они стояли стеной, раскинув ветви, словно взявшись за руки. Как в детской игре «разорви цепи». По ее правилам один человек разгоняется перед строем и пытается прорвать сомкнутые руки, чтобы увести с собой избранника. Не прорвал – остаешься в чужой строю.
Летом в поселке был праздник. Виктор подошел к ней, словно прорвал ослабевшие руки:
- Почему одна?
- Привыкла, - ответила Лиля запросто.
- Если так, значит муж – наш брат рыбак.
- Не угадал.
- А кто?
- Тот, кто вас ловит!
Неужто не знал? Кто-то из компании подсказал ему, что
муж Лили – новый инспектор рыбоохраны. Виктор повел крепкими плечами:
- Меня еще никто не поймал!
- Хочешь, чтобы я попробовала? – спросила с вызовом, глядя в его наглые глаза, потому что надоело каждый раз издали посылать ему отказ!
О новом инспекторе он, конечно же, слышал. Про Ивана Ивановича Крафта говорили в округе: неуживчивый. Дань с рыбаков не брал, а когда ему намекнули, что его же начальству стерлядь к столу поставляют, он ответил: «Я за тем столом не сидел!»
На праздник съехались рыбаки с дальних становищ. И все со своей добычей. В поселке стало тесно. Поэтому компания, в которой оказались Лиля с Виктором, решила уехать подальше на озеро, чтобы там жарить шашлыки из стерлядки.
Было сыро, - недавно прошли дожди. Сразу несколько человек торопливо пытались разжечь костер: дым ел глаза, но огонь не разгорался. Тогда за дело принялся Витя.
Лиля склонилась над его плечом, советуя:
- Надо дуть!
Он досадно откинул голову, кольнув ее щеку жесткими
черными усами:
- Девушка, не переживайте! Вы путёвочку приобрели – вот и
отдыхайте теперь!.. Все что нужно – получите!
Легкий голубой дымок пробивался к вечернему небу сквозь мокрые ветви сосен.
- Ой, как приятно! – воскликнула Лиля, вспоминая
недавнюю скучную поездку в санаторий. Интерес к Витьке она не скрывала.
У него были сильные загорелые руки. Казалось, дай ему кусок гранита, он и камень будет мять так же нежно, как бересту для костра.
- Салман фиш! – ласково щурился Витя, нанизывая рыбу
на шампуры. – Муж-то кормит отобранной?
- Я сама отберу, у кого хочешь!
Рыбак принял это за намек в свою сторону:
- А я и так не занятый.
- Все невесты остались в Сочи?
Она знала еще по Северам, что холостые рыбаки, сдав богатый
улов, рвутся ловить удачу на теплом море.
- Да остались, - подтвердил, - с соболями и икрой!
- Что же ты вернулся в штопаных штанах? – она давно заметила кривой рубчик мужской штопки на колене, и это было ей приятно.
- Еще заработаю! – не чуть не смутился рыбак. - Было б для кого…
Смеясь и рассказывая об этом вслух, она представляла себе Витьку на южном курорте: в одной руке сетка с полудюжиной коньяка, в другой – унты поверх чемодана.
На углях жарилась рыба, раскрывшись лодочками; на дне их
закипал золотистый жирок, чуть дымясь; изнутри брюшки подергивались коричневым глянцем, а плавники слегка обгорели, сжимаясь сухими светлыми пучками.
- Салман фиш! – не выпускал он Лилю из виду.
Витька умел выделить женщину, оттеснить от нее других мужчин и внушить, что она – самая желанная его добыча.
Как-то само собой вышло, что они ушли подальше от костра, в тишину тайги.
Лесное озеро таинственно шумело, качая траву у песчаного берега. Ветер расплетал коричневые косы камыша и затягивал серебряный плес темной рябью.
- Твоя стоянка где-то там? – указала Лиля рукой в пустынную даль озера.
- Да, можно сказать, что в той стороне, - ответил Виктор с неохотой. – Место новое, еще необжитое...
- Можно мне его посмотреть? - спросила Лиля, сделав несколько шагов ближе к воде, – когда-нибудь…
- Давай без предисловий, - понизил голос охотник, пытаясь удержать ее за плечи.
Лиля догадывалась, что он не из тех, кто стыдится своего облика и жилья. И про то, что он не чурается женщин на любительской рыбалке, она тоже слышала. Лиля стряхнула с плеч его жесткие ладони:
- А тебе не скучно одному?
Витька изобразил ленивое удивление:
- Бывало вдвоем гораздо тоскливее!.. А еще если командир попадется! Я, вообще, не терплю над собой власти. У меня даже часов нет, чтобы мне встреч не назначали!
Лиля засмеялась:
- Кто ж тебя вызывает в такой глуши?
Рыбак ухмыльнулся, как будто вспомнил один из своих подвигов. Но Лиля его перебила:
- Может, русалка?
- Может, - согласился Витька, как-то запутываясь в своих порывах обнять Лилю. - Звала меня однажды!..
Лицо рыбака стало серьезным и детским одновременно. Он даже присел на белесое вымытое бревно, увязнувшее в песке, и с какой-то досадой смотрел на озеро.
Облака медленно тянулись в вышине, рвались, осветляясь краями. В зеленовато-сизую полынью открывшегося неба вплыла ясная луна.
- Звала меня одна! Да я не поддался…
Свет луны озарил склоненную над водой березу с подмытыми корнями и чахлой листвой. Ночной прилив утягивал ее гибкие косы глубже в черную воду. Виктор ждал какого-то всплеска или шевеления листьев камыша.
А Лиле захотелось, чтобы его голос опять ожил, стал веселым или хотя бы злым:
- Вот возьму и приеду к тебе с инспекцией…
- Не боюсь!
Ярко вспыхнул костер, пытаясь вернуть их к себе.
- Или приплыву русалкою! Может, попадусь в твои сети.
- А твой муж обвинит меня в браконьерстве! – ответил рыбак, по-прежнему сидя к ней спиной. – По-другому меня не поймать.
Ей хотелось запустить ладонь в его черные жесткие волосы: да кому ты нужен – тебя ловить! Лиля вспомнила мужа, вот ведь разные мужики, но одинаково упертые на своем: один - всех поймать, другой – никто не словит!
- На природе дурь природная лезет, - спокойно пояснил Витя, угадав ее мысли.
- Видно, у тебя такие сети, - сказала с досадой, - что одни дуры попадаются!
Выручила их какая-то большая ночная птица. Это неясыть вспорхнула снизу из-за спины, крича так, будто предупреждала об опасности. Лиля невольно обернулась. Ей казалось, что ночная птица видит сейчас каждое ее движение. Кроме всхлипов души. Лиля не хотела ничего менять в жизни. И тем более терять! Но понимала так же, что сохранить можно только свое… А неясыть то надрывалась в дальнем сосняке, то хлопала крыльями совсем рядом. Не добрая и не злая. Просто вещая…
В тот вечер рыбак Витька ничем ее не удивил, ни кого не заслонил и душеньку ей не раззадорил. Еще ясней и холоднее стала ее жизнь, как эта луна над пустынным озером.
2
Осенью они опять случайно встретились, и опять рыбак показался Лиле совсем не тем, о ком ей мечталось. Хотя даже это признание опасно для замужней женщины.
- Как живешь? – хотела быстрее пройти мимо, но замедлила шаг, чтобы услышать Витькин голос.
- Тебе соболей уже на полшубы добыл!
Как все-таки умел он донести - пусть даже пахнущие рыбьей чешуей, - наивные, но крепкие думы о ней.
- Вторую половину из сети пошьем, - весело предложила она.
- Зачем портить?
Верно, зачем жизнь портить? Рыбачит себе где-то на дальнем берегу и не ждет ничего от замужней женщины. Просто держит в памяти, как забытую снасть в тихой протоке.
Раньше Лиля приносила из тайги дикие цветочки для своего сада и радовалась этой частичке леса. Теперь же носила в душе стихи и всю тайгу в придачу!
Но стихи ее оказались незаконным промыслом, и однажды муж обнаружил их:
Над озером гаснет свет,
Луна провалилась сквозь землю.
И рядом тебя со мной нет,
Да и не будет, наверно…
За окном падал первый снег, в коридоре висело осеннее пальто с вывернутым карманом.
- Я зашью его… белыми нитками! – получилось у нее распевно и гордо, и как будто даже благодарно за нечаянно пришедшую строчку.
Лиля работала фельдшером в поселковой больнице.
В один из зимних дней пришел на прием обычный рыбак, пахнувший как все рыбаки, и рассказал Лиле, что видел ее мужа на озере. На том самом месте, где они с Виктором караулили ночные всплески. «На снегоходе он буксовал, насилу вылез! И зачем сунулся? Там сроду зимой ничего не водилось». На улице был сильный мороз, толстый иней висел лохмотьями на деревьях. Лиля представила себе белую равнину озера и ревущий от бессилия снегоход.
Вечером ввалился муж, обледеневший до бровей. Лиля усадила его на стул в кухне и достала из шкафа спирт.
- Зачем ты полез туда?
- Под снегом вода оказалась! - Морщась от боли, Крафт стягивал с ног мокрые унты. – Лыжину задрало, снегоход встал на дыбы и месит! Ни туда, ни сюда!..
Лиля смотрела на мужа глазами браконьера Витьки. Она не поверила риску мужа. Охотник может рисковать – это его промысел. Его согреет добыча. А инспектора - кто?
Она налила спирта:
- Я слышала, что тебя рыбаки вытащили.
- На берегу уже руку протянули, – устало махнул он. – А до того прятались и ждали: сниму я голыми руками лыжину в ледяной воде или брошу снегоход?.. Так вот снял! поставил ровно на лед по колено в воде, а потом два сантиметра вперед, один назад! Два вперед, один назад! Четыре часа пробивался…
- Говорят, там место русалочье, - сказала Лиля, но встретив злые глаза мужа, добавила с сожалением. – Но теперь ты их всех распугал!
Последние годы они кочевали с места на место, поднимаясь с богатейших низовий реки к обжитым верховьям, где еще сохранились рыбзаводы. И везде Иван Крафт плыл одиноко на своем катере мимо разбойничьих гнезд местных браконьеров, «брокеров», как они сами себя называли.
3
В феврале, когда начались первые оттепели, Витя пришел к ней в больницу. Померить давление.
- Я по тебе соскучился, - сказал он, неторопливо обнажая
жилистую руку.
- Ты надолго?
- От тебя зависит.
От него пахло рыбой и дымом. И штаны те же! Лиля встала и открыла форточку. За окном вразнобой падала капель в ледяные воронки, голубыми брызгами испещряя снег.
- На что жалуемся?
Витька сжал в кулак мозолистую ладонь, вены вспухли, как промоины на зимней реке:
- Я перебираюсь на новое место! Поехали со мной.
- У меня семья.
- У нас будет еще одна дочка!
- Замуж за тебя не собираюсь, - спокойно ответила Лиля, - а
вот на рыбалку бы поехала.
Сказала она мечтательно, как человек очень занятой. Кольке это не понравилось:
- А мужа тоже возьмем?
На его смуглых щеках порозовели, будто с досады, шершавые
оспинки.
Лиля засмеялась, но глаза были не веселы:
- Не люблю я его… А тебя еще не полюбила.
И опять в ее голосе было неприятное женское своеволие, будто она решила все одна: отвела ему маленькое место в своей жизни, чтобы там дожидался, когда созреет ее душа.
Лиля отрешенно склонила голову, как это делают врачи, слушая пульс:
- Все у тебя нормально!
Пластмассовый крючок повис на ее ухе.
Виктор глядел в окно. От ветра тоскливо звенели стекла, и с тонким хрустом падали с карниза сосульки.
- Я ведь играть-то не умею! – медленно сказал он, не поняв и не оценив ее искренности. - Я сам весной на охоте игрища самцов прерываю…
4
На реке шел ледоход, потому рыбу еще никто не ловил. И вдруг Витька сообщил на базу по рации о большом улове, а также просил прислать машину для вывоза рыбы.
Вечером приехал грузовик, а следом инспекторский «Уазик», оба забрызганные рыжей грязью.
Выйдя из машины, Иван Крафт приложил ладонь к бровям, глядя на чистую воду, сверкающую в закатных лучах. Оказалось, что Витька перегородил меленький залив бревнами в цепь, связав их тросами. На освободившемся от льдин мелководье вода быстрее прогревалась, и в заливчик хлынула рыба. Витька только успевал вентерь опоражнивать.
Рыбак закурил, вставая по ветру:
- Бодаться приехал?
- Запрещенным методом ловишь! – Инспектор стряхнул
щепку с носка сапога.
- Нет, ловлю как положено.
На смуглом лице Виктора матово белели оспинки, будто
содранные чешуйки у рыбы.
Косматое, в рыжих облаках, солнце садилось за реку. От розовых струй на воде, от сухой кромки песка, от светлой хвои сосен веяло таким покоем, что не хотелось ни говорить, ни спорить..
- Так нельзя! – упрямо сказал инспектор.
- Почему?
- Нельзя, да и все! – Крафт вытер ладонью испарину под форменной
фуражкой.
Ледяное крошево медленно проплывало в желтой воде, бурля и дыша холодом. Цепь из бревен прогибалась под ударами больших льдин. А чистый залив дремал под солнцем, как человек, уложивший голову на сцепленные руки.
Они зашли в дом.
Инспектор чего-то ждал. Сел за стол, снял фуражку. Тонкие морщины
на лбу волнами подпирали мыс седых жестких волос. Взгляд у него был скользящий, но острый, видно, от привычки выискивать поплавки браконьерских сетей:
- Догадываешься, зачем я приехал?..
- Зачем? – Витька вспомнил слова Лили о том, что она уже не любит
мужа. – Теперь уж ничего не изменишь!
- Почему? – Морщины Крафта поползли вверх.
- Не я же начал, - с неохотой ответил рыбак. – Так же тяну… Как сеть с илом, ничего еще не понятно!
- Выкинь разом и все! – сказал инспектор.
Виктор усмехнулся:
- Себе советуй. А вдруг попадется…
- Кто попадется?
- Может, русалка! – хитро подмигнул рыбак.
- Не знаю, чего ты поймаешь на свою голову. Но, - зло пообещал
инспектор, - будет тебе сеть с железной ячейкой!
- А не сети ты приехал сулить, - добродушно заметил Витя. – У тебя другое на уме.
Инспектор встал, поглядел в окно, щурясь от солнца:
- Идем, еще посмотрим.
Но сделав шаг, остановился, заметив расписную деревянную солонку с крышкой, одиноко стоящую между закопченным чайником и кастрюлей, у которой вместо ручек была прикручена медная проволока.
- Откуда у тебя эта солонка?
- Одна подружка подарила!
Крафт посмотрел на нары, мысленно осаживая себя: каким образом его жена может здесь появиться? Дома мягкий диван, а тут нестроганые доски. Он нагнулся и заметил в заусенцах скамьи следы цветной шерсти. Кто бы это мог зацепиться?
- Слушай, чего тебе не хватает? – Иван Иванович отковырял цветной пучок. – Место тебе дали рыбное!
- Я думал, что это моя заслуга! – Виктор широко открыл дверь и вышел из дома. – А получается, что если б не она…
Крафт выскочил за ним следом:
- Кто она? Про кого ты?
- Да сам знаешь, - нехотя отозвался рыбак.
Он развязал мешок, приготовленный к погрузке, и вытащил из него огромного сазана:
- Видал, какой? Может, отправить вам к столу?
- А ты визитную карточку еще не завел? – В голосе инспектора Виктор уловил знакомые интонации его жены. - Написал бы там: поставщик сельдей для б...дей!
Сазан выскользнул из рук обратно в мешок. Витя не спеша посыпал его солью и завязал веревку.
- А узел ты плохо вяжешь! – следил за его движениями Крафт.
- Где?
- Да вон, на вентере, - инспектор показал на сетчатый кошель, лежащий на берегу.
Рыбак потянул мокрую веревку, привязанную к обручам:
- Так давай и посмотрим, чей окажется крепче!
Крафт пошел к своей машине; но остановился и сказал, не оборачиваясь:
- Не за тем я к тебе приехал! – в песке что-то мелькнуло; он разгреб носком сапога, и плюнул. - Только ты не понял меня…
Ему и не надо было, чтобы его боялись. Но хотел, чтобы жизнь мимо не шла, как рыба мимо Витькиных соседей. Он что-то упустил в ней последнее время. А тут еще жена…
Приехав домой, Крафт застал жену, лежащую на диване. В руках у Лили был модный журнал по ландшафтному дизайну. Она разглядывала искусственный водоем, возле которого мелькали желтые цветы, похожие на наши вербейники, и сравнивала журнальные растения с их таежными сородичами.
Иван Иванович еще раз покосился на невзрачный цветок в журнале, и вдруг обозвал рыбака «идиотом, у которого под нарами на виду шкурки лежат!»
- Пожалел его сегодня!..
- А знаешь, как у нас в пионерлагере слово «идиот» шифровали? – невозмутимо спросила Лиля.
- Как?
- Идейный друг и отличный товарищ!
Инспектор взял журнал из рук жены:
- Почему? – тряс он кудлатыми страницами. – Почему тебе все равно, какая штора висит на нашем окне? Почему солонка на кухне забилась! Но при том, очень интересует какой-то дрянной цветок на чужом болоте!
Раньше она бы возмутилась: «Не кричи на меня!» Но теперь только молча вызволила журнал, а он успел невольно отметить: какие красивые руки у его жены.
5
После разговора с инспектором на душе осталась оскомина.
Виктор даже затоптал следы его сапог на песке. Но уютнее на берегу не становилось.
Возле дома валялись потемневшие стружки, прошлогодние листья, рыбья чешуя и мореная чайная заварка. Он взял грабли и, сгребая мусор, пришел к выводу, что жил как-то не так, что в желаниях своих ходил не далеко и жизнь свою мастерил, как этот домик, на скорую руку.
А на утро выпал снег, весенний рыхлый и нелепый. Он соскальзывал с обледеневших ивовых ветвей, ложился у берега, напитываясь темной влагой, истончался, крошился и скользил на камнях, уносимый течением мутной реки.
За поляной в распадке бежал родник. Вода в нем была всегда чистая и прозрачная: летом студеная, зимой теплая.
Пристроив на обледеневшей гальке ведро, Витька разделся по пояс и, широко встав на два больших камня, отмывал локти от глины.
В таком виде его и увидела Лиля.
Она приехала на становище через три часа после получения по рации вызова.
- Где больной? – с досадой спросила она.
- Вот мы спалили горючку! - Возмутился шофер медицинского «уазика», рыжий парень, веснушки на его лице перемешивались с мелкими царапинами от пьяной драки. – А он здоровехонек!
- Не пропадать же было настроению, - ответил Витька без тени смущения.
- Нет, у него жар, - Лиля внимательно оглядела лицо рыбака. – Идемте в дом!
У берега стояла лодка с задранным мотором, в корме собралась желтая вода с обломками серого плавника. На дне лежала мокрая пустая сеть.
- Набери себе рыбы, - сказал Витька шоферу, кивнув на бочку возле дома.
Над рекой стояло серое марево, шел снег с дождем. В домике было холодно.
- Сейчас печь растоплю!
Он приставил к полену большой нож и стал бил по нему ладонью.
- Поедем в поселок, - предложила Лиля.
- Нет. У меня улов протухнет!
- У тебя температура!
- Пройдет.
В печке затрещали тонкие лучинки.
- Оставайся со мной…
Вошел шофер с резиновым ведром, сделанным из автомобильной камеры:
- Стерлядку-то, поди, припрятал? – он растягивал слова, как бы вкладывая в них интонацию на разный случай: и задиристую, и простачковую.
Витя ничего не ответил.
- Снег усиливается, Лилия Михайловна! – кивнул шофер на окно. – Надо бы ехать.
- Поезжай, - сказал Виктор, - я передам по рации.
Шофер удивленно посмотрел на фельдшера, как будто уже понял, что она останется:
- Лилия Михайловна, что я мужу-то вашему скажу?
- Да что видел, то и скажешь, - ответил за нее Витька.
- Так вы едите?
Лиля покачала головой. Шофер попятился к двери:
- Вы что, Лилия Михайловна? – почти крикнул он,с выпученными глазами. - Не зря, значит, в поселке болтают! Вам здесь свиданье, а мне только лещей отмазаться?
- Еще откроешь свой рот, - Витькино лицо озарило пламя из печи, - кострюка вгоню в глотку!
- Теперь я вижу, что ты больной!..
Но больше злить Витьку он не решился и выскочил из дома.
Слышно было, как машина разворачивалась, буксуя по рыхлому снегу.
Лиля считала себя умной женщиной, и как следствие того – холодной и расчетливой. Первое, - чем она успокоила себя, было решение - добиться того, чтобы шофера перевели на другую машину. Но больше она злилась на Витьку:
- Про мою шубу уже весь поселок слышал! – сказала Лиля так, будто теперь ей долго придется ходить в китайской куртке. – Давай ты больше не будешь напоминать мне о ней!
Еще злилась она от того, что не могла долго оторваться от голого торса рыбака, когда он умывался в ручье, окатывая себя до затылка ледяной водой. Может, впервые в жизни она не сумела скрыть своего чувства, и даже открыто наслаждалась им.
За окном смеркалось, к домику ближе подступала тайга. Витька зажег керосиновую лампу. Затем принес котелок, в котором тускло блестели чешуйчатые спинки мышиного цвета, перемежаясь с острыми загнутыми носами:
- Салман фиш!
Лиля придвинула лампу ближе, рассматривая живую рыбу. Фитилек поперхнулся, мазнув копотью стекло.
- Может помочь? – предложила она, но потом брезгливо отпрянула, - ой нет, я боюсь!
Рыбак привычно вспарывал ножом светлые брюшки, обрызгав кровью ладони, держал одной рукой рыбу под жабры, а большим пальцем другой руки вычищал содержимое живота. Казалось, что рыба умирала, любя его.
- Надо быстрее поесть! – сказал Виктор.
- Ты проголодался?
- Ночью некогда будет!
В душе шевельнулась тревога, но она верила в свои силы, и даже хотела измотать их быстрее, страдая от холода, грязи в доме и шорохов тайги за окном.
- Боже, чайник-то какой! «Антинакипин» по нему плачет!
- Этот чайник год в тайге провисел на костровище. – Поднял Витька голову, будто хотел устранить какой-то непорядок в доме. - От него до сих пор дождями пахнет!
Лиля достала из сумки ароматизированные салфетки и протерла ими ладони, всем своим видом показывая, что не чувствует себя здесь комфортно. Но не потому, что ей было холодно или неуютно, а из-за привычки к самостоятельности.
- Печка дымит!
- Сейчас глиной подмажу.
- Ты даже не подготовился!..
Когда домик нагрелся, она сняла куртку и вязаную шапочку. Расчесала волосы:
- Пропахну здесь дымом!
- Это смотря кому нюхать, - Виктор потрогал пальцами влажную глину на печке, от которой шел белесый дымок.
Его гостья опять натянула куртку, потому что рыбак слишком часто поглядывал на ее голую шею. Она озирала домик, сравнивая с тем, что хотела увидеть: низкий потолок, закопченные бревна, на нарах валяется спальный мешок и что-то похожее на подушку.
- Мне приходилось ночевать на разных лавках, - успокаивала она себя вслух, вспоминая свои поездки к больным, - в диспетчерских будках аэропортов, в билетных кассах речных причалов…
- На Севере-то? Это ты была вип-пассажиром, - засмеялся Витька, хлопнув себя по коленям. - Мне иногда приходилось в снег закапываться, возле этих вокзалов!
В большой сковороде жарилась рыба, брызгая жиром на чугунную плиту. Виктор принес дров, припорошенных снегом. Потом ушел за водой, и Лиля долго вслушивалась в его удаляющиеся шаги, потом где-то звякнуло ведро и, кажется, пискнула птица.
Потом Лиля вздрогнула оттого, что с хрустом ожил чайник на печке. Она поняла, что уже достаточно проверила свои чувства в тайге, чтобы вернуться к прежней жизни.
- Мы будем говорить друг с другом всю ночь! – заранее предупредила Лиля, когда рыбак принес воду и потирал мокрые ладони.
- О чем? – присел он на корточки и спрятал под нарами топор.
Действительно все ясно, - подумала она, - заигралась барышня!
Витя наблюдал за ней с улыбкой, гордый своей мужицкой смекалкой. Ему не терпелось сделать что-то еще. Но не выказать внимание женщине, которая примчалась к нему, сломя голову. Он опять вышел из избы, и Лиля слышала, как шуршал песок под днищем вытягиваемой лодки. Она чувствовала в нем настроение, будто он собирался уходить куда-то в ночь. Уж не на охоту ли собрался?
Когда он поставил сковороду на стол, Лиля достала из сумки фотографии:
- Посмотри, какое платье на мне было в Новый год!
Виктор взял их за краешек:
- Это ты, такая?..
- Какая? – засмеялась она, поправляя вырез свитера.
- Породистая!
- Но-но! – она ткнула кулаком ему в грудь. – Как про лошадь говоришь.
- Чего тогда, - легонько свистнул охотник, - рябчика подманивать?
- Тебя обманешь! – нарочно оговорилась она.
В глазах Витьки она видела азарт. Он даже не задумывался над тем: почему она осталась? Что она оставила, и чем рискует? Он не спеша грыз стерляжью голову, привычно перекусив длинный гибкий хрящ.
- У тебя, наверно, мышей полон дом? – заметила она упавшую на пол рыбную косточку.
- Мыши страшны, если шкурки погрызут!
Наверно, они забираются к нему в спальный мешок. Нет, это не тот человек, который сможет утешить женщину в минуты тоски или сомнений!
Лиля пыталась проникнуть в тайну его спокойствия и каких-то злорадных сборов. Витька не суетился, не обхаживал ее. Он выжидал, как ей казалось, будто самое интересное в этот вечер еще не произошло.
- Когда ты меня впервые увидел, какой я тебе показалась? – спросила она, хотя уже поняла, что их общие воспоминания могут быть очень различны и даже обидны.
- Породистой!
- Опять?
- Сразу! – выдохнул Витя упрямо. - Все движения, повадки… даже глупости твои!
- Какие глупости? – торопливо спросила она, словно их у нее было множество.
- Когда газон стригла ножницами! Ты сидела на корточках, повернувшись спиной к улице, - Витька обвел ладонями гитарный силуэт, в котором она должна была угадать свои бедра. – Ты так красиво стригла! Никого не видела и не слышала!..
Он вдруг осекся и прислушался. На стекле окна отражался огонь лампы.
Вскоре и она расслышала звук мотора и, взглянув на Витьку, подумала: дождался!
Когда машина уже юлозила по береговому песку, рыбак вытащил из-под нар какой-то мешок и быстро вышел. Лиля догадалась, что он подошел к реке и бросил мешок в воду. Раздался голос ее мужа: «Свети фарами сюда!» Машина медленно спускалась к воде, потом опять крик: «Задержать его!» И спокойный ответ: «Да я никуда и не бегу».
Виктор вернулся в дом и сел на лавку рядом с Лилей.
Они слышали и догадывались, что люди на берегу осматривали Витькины следы до воды. Потом длинной жердью шарили по дну, переговариваясь о том, что мешок мог упасть на мелкое место или веревка всплыть на поверхность. Даже брызги на борту лодки могли подсказать направление броска…
Лиля чихнула, мельком глянув на рыбака: даже, здоровья не пожелал! Так было однажды в детстве. Лиля играла в прятки и сховалась в дедушкином сарае. Снаружи слышались голоса ребят, ее искали вслух: под телегой нет, в малине нет, в сарае – заглянула вихрастая голова – тоже нет! Чем дольше не могли ее найти (дети уже нарвали огурцов и смачно грызли их), тем больше росло в душе чувство какой-то потерянности. Девочка стала чихать, чтобы себя обнаружить.
Наконец дверь домика распахнула чужая рука. Вошел инспектор, забрызганный водой. В руках он держал кожаный мешок. За ним два милиционера.
- Это твой мешок? – сходу спросил он у рыбака.
- Мой.
- Зачем выкинул его?
- Не нужен стал, - хозяйским жестом Витька пригласил гостей за стол, - проходите, согрейтесь!
- Это к делу не относится, - запнулся инспектор. И обращаясь к милиционерам, нетвердо сказал. - Свидетели видели, как ты бросал сверток в воду.
Оба сержанта были приятелями Витьки и не раз приезжали к нему на рыбалку.
Возникло молчание. Витька нарушил его:
- Любимой женщине хотел угодить!
Лиля вздрогнула, вот тебе и признание. Обидно стало не за то, что при чужих мужиках ляпнул, а что это неправда.
Крафт оглядел тарелки с жаренной стерлядью:
- Ладно, объедки – не в счет!
- Может, ребята поедят? – предложил хозяин милиционерам. - Мы только что отужинали.
Инспектор поморщился, брезгливо одернув руку от грязного спальника на нарах. Да, тут ты прав! – Лиля следила за ним. Крафт был уверен в том, что ее блажь сегодня и закончится:
- Все, хватит! Собирайтесь, поедем в поселок!
Лиля смотрела на мужа в упор, чтобы он заметил негодование: почему задерживают ее?! «Цветочки вместе садили!» - Крафт намеренно объединил их, показывая свою решимость милиционерам: мол, теперь по ягодки пошли!.. А Витя спокойно открыл дверцу печки, набил ее дровами. Погрел руки, показывая, что ему не хочется никуда ехать.
Инспектор взял мешок:
- При понятых вскроем!..
До машины Витька шел в расстегнутой куртке, насвистывая какой-то плевый мотивчик. Лиля осторожно ступала новыми сапожками по мокрому снегу, стараясь держаться независимо, но чувствовала, что это ее сопровождают муж и сержанты, как главную незаконную добычу рыбака.
Снег не унимался.
Машину трясло на кочках. Кожаный мешок грузно лежал меж грязных сапог инспектора. А Витька сидел рядом с Лилей и смотрел в окно. Что-то он задумал? Не может же так спокойно лезть в силки. Не такой человек… А мой, - искоса поглядывала она на мужа, - в мокрых штанах, победой упивается! Она осеклась: боже, который из них – мой-то? похоже, и сама не знаю...
- Ничего не хотите сказать? – не утерпел Крафт.
- Вези быстрее, - зевнул рыбак в затылок инспектору. – Заберешь свое добро и до свидания!
- Мне возвращать ничего не надо! – Крафт положил ногу на кожаный мешок. – Торговаться не буду!
Витька ерзал на сиденье:
- И не буду твоим должником!..
Дворники смахивали мокрый снег со стекла, скрипя и подскальзываясь в верхней точке.
- Послушай, Ваня, - обратилась Лиля к мужу, - чего ты хочешь?
Инспектор повернулся. Оба соперника смерили друг друга упрямым взглядом.
- Полюбовно договориться? – спросил Крафт. Милиционеры сидели безучастно.
- Да. Так будет лучше.
- Кому? – ткнул пальцем в сторону Витьки, - ему?
- Мне, - ответила Лиля и почувствовала, как напряглось рядом плечо рыбака.
- Ради тебя, - свел Крафт мокрые колени, - я, конечно же, мог бы решить по-человечески...
- Покурить надо, - сразу сообразил сержант, сидевший рядом с Витькой.
- Останови машину, - приказал Крафт водителю. – Мы выйдем
по нужде.
Он усмехнулся, не глядя на рыбака. Видимо, решил, что тот опять выбросит мешок, но в поселке уже не будут смеяться над тем, что инспектор лазил в воду, мстя за жену.
Фары погасили, и три фигуры ушли подальше, спотыкаясь на обледеневшей обочине. Косой снег быстро скрыл их, будто стер из памяти. Лиля почувствовала такое безразличие ко всему и такую усталость, что ей захотелось просто положить голову на соседнее плечо и заснуть. Будь, что будет! Прижавшись к Витьке, она вспомнила ночное озеро и темный омут, куда утягивало ее душу. Так бы нырнуть сейчас, и всплыть уже утром, на своей постели…
Когда инспектор вернулся, то увидел, что мешок лежал на прежнем месте, а его жена и рыбак мирно дремали на заднем сиденье, прислонившись головами.
Остаток дороги ехали молча, и глубокой ночью добрались до поселка.
В отделении милиции Крафт бросил на скамейку грязный мешок, рядом с домашней подушкой, на которой только что дремал дежурный. Крикнул сонному лейтенанту:
- Нужны понятые!
- Где их взять? – удивился тот, глянув на часы, - три часа ночи.
- Разбудите! Деда Васю с бабкой из соседнего дома.
- Дело важное, - пошутил Витька, он был бодр и весел, - разоблачение браконьера!
- Сейчас все установим.
Сквозь решетку железной двери показались две взлохмаченные головы, прося воды.
- Вот, - предложил лейтенант, - сейчас их выпущу, и будут нормальные граждане, со всеми правами.
- Не надо мне друзей-рыбаков! – отказался Крафт.
Привели стариков из соседнего дома. Дед хмуро кашлял, тряся задранной ото сна бородой. Бабка опасливо косилась на пьяниц за решеткой и была рада, что не пропустит первую новость дня.
- При понятых, подойдите ближе, - сухим тоном начал инспектор. - Я вскрываю мешок, который только… пиши, - сказал дежурному, - который выкинул этот гражданин!
«Дайте попить, - послышалось из камеры. – Не видать ничего… бабка отойди в сторону!..»
Крафт вспорол ножом кожаный мешок, и на стол высыпалась тяжелая серебристая чешуя. Очень крупная. Как потом говорили в поселке: русалочья!
