Глава третья
Кевин
вздрогнул. Глаза его закатились так сильно, что на поверхности остались лишь
бледно-желтые белки. По телу волной прокатилась судорога. Затем еще одна и еще.
Он бился в припадке, заставив Тэмми вжаться в противоположную стену и в
бессилии нервно заламывать руки.
- Что ты
делаешь?! – накинулась она на Джесс. Суккуб молчал. Тело его стало прозрачным,
утратило формы. – Что ты делаешь?!
Кевин
затих. По лицу градом катился пот. Обветренные губы начали кровоточить.
- Где я? –
голос его был тихим, надломленным. Тэмми снова обняла его, прижимая к себе. –
Как я оказался здесь? Что случилось? – он снова вздрогнул, дернулся, словно во
сне и тихо засопел.
- Он умер?
– туповато спросила Тэмми.
- Ты что,
не слышишь, как он дышит? – скривился суккуб.
- Ну, я не
знаю.
- Глупая
баба! С ним все будет в порядке.
- То есть…
Ты хочешь сказать, что вылечила его?
- Называй
это как хочешь.
- Джесс!
- Не надо,
не благодари. Я сделала это не ради Кевина, а ради себя. Он все забудет. Ты
забудешь.
- Но,
Джесс…
- И я не
Джесс – Суккуб растаял, лишился форм, стал тенью.
Тэмми
вздрогнула. Затряслась, растянувшись на полу в припадке. Затем стихла. Что-то
пробурчала сквозь сон, обняла Кевина и начала тихо похрапывать.
***
Ночь. Часы
тикают, отмеряя неизбежность. Кристин и Рой. Молчат. Бумаги на столе. Диван
скрипучий. Звон стаканов.
- Выпьешь?
Скотч из бутылки. Дешевый скотч. История.
История Кристин о том, что было в доме. И…
- Знаешь, -
Рой улыбается, - порой мне кажется, что мы коварней демонов.
Взгляд.
Взгляд Кристин.
- Не веришь
мне?
- Ну,
почему же…
- А мне
плевать…
Скотч
обжигает губы. И тишина. Порой в ней смысла больше, чем в словах. Мгновение
способно изменить часы, недели, годы… Три факта против тысячи: страсть,
ненависть и страх… Желать и презирать, всем сердцем ненавидеть, но мысли гнать,
что все закончено… Рой гасит свет. Объятия.
- Не надо.
- Что не
так?
- Не знаю.
Не сейчас.
Скотч по
стаканам и в желудки. Еще. Еще чуть-чуть…
- Вот так.
Вот так…
Любить, но
думать о другом, лицо его представив пред собою…
***
Лаялс. Брэдли
встретил его стаканом бренди, дымящейся сигаретой и отсутствующим взглядом.
- Кто это с
тобой, Кинсли?
- Друзья.
- Твои
друзья? – взгляд Брэдли скользил по лицам Левия, Джордана и Кэнди. – Лично я их
не знаю.
- Ты и Рема
не знал, но он был.
Брэдли пожал
плечами, впуская их в дом.
- Что за
Рем?
-
Священник.
- Этого мне
только и не хватало.
- Он
присутствовал при рождении твоего брата.
- Мы с ним
не братья.
- С каких
это пор?
- И никогда
ими не были… – он опустил голову.
- Брэдли?
- Это
неправильно, Кинсли. То, что он делает – неправильно. Так не должно быть. – Он
посмотрел на адвоката, Левия, Джордана, Кэнди. – Не должно.
- Я знаю,
Брэдли.
- Ты ничего
не знаешь. Я сам не знаю. Женщина, сестра детектива, который занимается нашим
делом, она сбежала из психиатрической клиники, убив санитара, чтобы увидеть
своего сына. И в этом есть логика. Даже у сумасшедших есть логика, Кинсли! А
здесь… Здесь только безумие…
***
Брендс
усадил правнука на колени. Слез уже не было, но Брэдли все еще всхлипывал.
Маленький, съежившийся от страха, десятилетний мальчик.
- Тени.
Тени. Тени. Тени… – шептал он, прерываясь лишь для того, чтобы сделать вдох.
Брендс гладил его светлые волосы, покачиваясь в такт неслышимой мелодии. –
Тени. Тени. Тени. Тени…
- Тише, мой
мальчик. Тише.
- Тени… –
мальчик всхлипнул и неожиданно затих. – Они сожрут меня.
- Они не
тронут тебя.
- Они
придут за мной, когда я буду спать.
- Я научу
тебя, как стать сильнее их…
***
-
Безразличие. – Брэдли закурил, выпустил дым через нос. – Вот чего они больше
всего боятся - безразличия.
Они
замолчали. За окном шумел дождь. Приступ кашля выдавил из глаз Кэнди слезы и
забрызгал носовой платок кровью.
- Черт!
Похоже, я сдохну раньше, чем закончится эта история, – она засмеялась.
- У тебя
рак? – спросил Брэдли.
- Вот только
не надо сожалеть. Ладно?
- Сожаления
– это всего лишь слова.
- Вот это
ты верно подметил.
- Так
говорил мой прадед.
- Клевый он
был у тебя мужик, я смотрю. Жил в доме с призраками, втянул Рема во всю эту
катавасию, создал демона для своих утех… И хоть бы хны! Ты посмотри, а?!
- Может,
заткнешься? – одернул ее Джордан.
- Пусть
говорит, – махнул рукой Брэдли. – Хоть кого-то не сводит с ума это безумие - и
то ладно.
- Думаешь,
мы сходим с ума? – серьезно спросил Левий.
- Не знаю,
но судя по тому, что рассказал Лаялс Кинсли и тому, что я прочел в дневнике
Рема, по-моему, ваш друг священник -
прямое этому доказательство.
- Считаешь
его безумцем?
- Считаю,
что он просто очень сильно хотел поверить и находил свою веру там, где на самом
деле ее не было. Все свое детство я провел в этом доме и знаете, что я понял? Злу нет до нас дела,
пока мы сами не начинаем искать его. Порой мне кажется, что если построить свою
жизнь так, чтобы каждый день был наполнен чем-то полезным, а в голове не
оставалось места для пустоты и меланхолии, то зло, будь то настоящее или
выдуманное, никогда не поселится там.
- Но мы не
можем, – неожиданно серьезно сказала Кэнди, и новый приступ кашля согнул ее
пополам.
***
Рой спал.
Дождь шелестел по крыше. Рассвет был хмурым. Глаза Кристин – открыты. Под
одеялом грудь и нагота. Немного боли в голове от выпитого, но мысли трезвы…
Кристин
оделась. Рой открыл глаза.
- Уже
уходишь?
- Да.
- К нему?
Молчанье…
«Эксплорер»
давит грязь. Дорога. Дом мадам Леон. Маккейн…
***
Дверь
открыл Брэдли.
- Он здесь?
– спросила с порога Кристин.
- Да.
- У себя?
Брэдли
указал на закрытые двери в картинную галерею.
- Дня два
уже там.
- Я хотела…
- Я знаю. –
Брэдли взял ее под руку. – Пойдем, я дам тебе его одежду.
- Он что
там - голый?
- Спускался
голым, а в залах нет одежды… Ты же знаешь…
Они
поднялись наверх в комнату Маккейна. Брэдли открыл шкаф.
- Возьми,
что нужно.
- А что он
любит?
- Возьми,
что любишь ты.
Кристин
выбрала светлые джинсы, рубашку и черную футболку – то, во что был одет
Маккейн, когда она увидела его впервые.
- Брэдли, –
тихо позвал женский голос из темноты.
- Ты что-то
сказал? – спросила Кристин.
- Нет, –
Брэдли подошел к окну. – Спускайся вниз. Ты знаешь, где его найти.
- Мне дверь
закрыть?
- Как
хочешь…
Звук шагов…
И тишина. Лишь тучи черные метаются по небу, да ветер бьется в окна, объявив
войну теплу за ними… И снова голос:
- Брэдли?
- Я здесь,
Ламия.
- Ты скучал
по мне?
- Не
больше, чем по тем, кого не знаю.
- Ах,
Брэдли! – тень вздрогнула. – Прошу, не мучай же меня.
- Исчезни с
глаз долой.
- Я
отпустила Смита.
- Что с
того, его не знал я.
- Он
человеком был… Его спасла я и нашла любовь в глазах той девушки, что за него
меня просила.
- Я не
прошу.
- Но жизнь
моя принадлежит тебе.
- Мне не
нужна она.
- Но может
быть, другим придется кстати?
- Ты не
спаситель.
- Верно. Я
служу тебе. Меня твой прадед создал, и служила я его гордыне, но ты другой.
Понять пыталась долго я, что хочешь ты…
- Внизу
есть женщина… Рак легких. Сможешь ты ее спасти?
- Смогу.
- Еще одна…
Безумная…
- Ты жизни
хочешь им иль смерти мне?
- Все
понемногу.
- Вы люди
странные…
- Так ты
спасешь их?
- Да, но
стоить будет жизни мне.
- Тогда не
жди.
- Не
пожалеешь?
- Нет.
- Так
больно понимать это.
- Ты просто
демон.
- Да, –
тень распадается. – А ты такой же, как и Брендс.
- Я не
тщеславен.
- Нет. Твое
тщеславие другое просто.
***
Кристин
открыла двери.
- Ты? –
спросил Маккейн.
- Не рад?
- Я видел
мать свою, она сказала, что придешь ты.
- Я
принесла одежду.
- Все так
просто…
- Возьми.
- Дай руку.
- Я хочу
сказать…
- Молчи! –
целует в губы.
- Дай мне
уйти.
- Ты
хочешь?
- Нет.
Дрожат
картины. Стекает краска с них, рисуя новый мир. Себила в нем средь персиков и
буйства жизни.
- Я первой
Евой стать могла бы, – говорит. – Но предпочла свою свободу, став гонимой.
Она
обнажена. В глазах порок. Эдемский сад поет многоголосьем птичьим. Адам и Ева.
Между ними спор. Он говорит: она служить должна ему. Она: с тобой равны мы. И
улетает, к соглашенью не придя. Вослед ей ангелы летят и в Красном море вернуть
пытаются. «Я не вернусь». «Тогда на Ад обречена отныне ты, страдать и сеять
горе»…
Маккейн
дрожит.
- Кристин,
ты видишь?
- Нет.
Горят
костры. Поют шумеры, воспевая демонов своих: Лилу, Ардат Лилит… Одна из них
Себила… О ней традиции евреев, что она мужчиной овладеть помимо его воли может,
родить детей ему. И потому Талмуд «Шабат» советует не ночевать одним им в доме…
Адам и Ева в отлученье многих лет родили духов, дивов и лилит – здесь и Себила.
А иудейский быт обрек Лилит вредительницей стать деторожденья. Как Ламашту.
Считалось, что она у новорожденных кровь пьет, а Иова, назвал ее Саба – царица
Змаргада… Но «Берешит рабба» сказал, что в прах она обращена была еще до
сотворенья Евы. «Зогар» же уверяет: Самаэлева жена она и матерь демонов…
- Кристин,
ты понимаешь?
- Нет.
- Легенды…
- Лишь то,
что хочешь видеть ты.
- Возможно
да.
- Давай
уйдем.
- В тот
мир?
- Здесь
лишь картины.
- А как же
моя мать?
- Она
мертва. Но, если хочешь, я покажу тебе ее могилу.
- Правда?
- Да.
