Это третья книга стихов. Я уже писал о его первых двух книгах в в журнале «Склянка Часу». И писал о чрезмерном увлечении Библией. Но, следует учесть, ранние книги Сигиды и были – откликом на, может быть, впервые осознанно-свободно-прочитанное. Вчера ещё запретное. Вот Сигида и лигитимировал читанное, подчинив своё творчество теме.
И теперь – досадное чувство: не с того начал. Первая половина книги – сплошная схоластика. Прапращуры литератуных персонажей от Эдипа, Гомера до Камю через Сизифа и прочих богоподобных… Забубённые слова о драконах, нечистой силе, и слово Бог, Бог, Бог… С большой буквы.Вплетение библейского в ткань сегодняшнего стиха воспринимается анахронизмом вечного. Лишь – иногда –объектом части целого. Однако – известного. Заплетения, правда, прорываются то там, то сям живым словом:
«Ночных цветов благоуханье
И запах допотопных трав
вливается в твоё дыханье
и опьяняет, как нектар»
Под ширмой «Место рождения» Сигида выдумал спектакль. Порой совершенно не считаясь ни с читателем, ни со слушателем (а стихи ведь воспринимаются вслух). И всё без знаков препинания, заглавных, подчас, букв. Но, строфы попадаются чувствительные, что для поезии важнее:
«… язык касается влажных губ
и наслаждается вкусом соли;
мы опаздываем в матросский клуб,
где клумбы – символы неволи.
где разговоры о том, о сём,
о чудных свойствах лечебной грязи,
такую чушь ни о чём несём,
о перспективах внебрачной связи…»
Последнее – мысль свойственна, наверное, каждому литератору, но как ненавязчиво и просто звучит она у Сигиды... Томительное чувство чтения уже где-то читанного сопровождает только до половины книги. Потом, словно опохмелившись, автор впадает в транс ворожбы словом. Где, снова-таки, знаки литературной альтерации то отплывают, то наплывают… Но, не они определяют направление мысли. И автор предлагает потолковать «когда обнажились дубы и ветер лютует под вечер»… И идут отменные строки.
« … из души вытягивая слова
вспоминаем то, что осталось в прошлом;
убери, пожалуйста, со стола,
обретая в малом теряем в сложном».
Из первых рук. Просто и доходчиво.Или вот:
«луна разбилась в лепёшку,
но в лукошко вечера не влезает».
Да и сам автор признаётся:
«Хватит ползать на месте
Когда рядом Чумацкий Шлях».
И он, действительно, поднимает голову от запыленных страниц литературного могильника. И ненавязчиво объясняет читателю, как он писал стихи данной книжки.
«Завязь стиха получилась из слов разного
калибра, много сорняков, но я рискнул
рисовать на базе прозы,
пытаясь получить верлибр».
Признаётся, и где писал, и что собирался содеять с написанным:
« я прячу от себя свои черновики
в глухие закутки завороженной хаты…
…я должен покидать заветные места.
чтоб отвести беду запутываю почерк.
крест-накрест провожу по зеркалу листа,
пытаюсь обойтись без запятых и точек».
Словотворчество у Сигиды, к счастью, представляет из себя попытку приблизится к истине. Преподать какой-то урок-Учение. Не более. Но и не менее. И библейство будет, наверняка, оставаться для Сигиды-поэта актуальной темой до тех пор, пока её не сменит другая, лучше обоснованная. И вот тут-то и выходит на сцену четвёртая персональная книга « Непочатый край», Киев 2002, 32 стр. Да… Уже из вступительной типа статьи А.Грибанова селективное восприятие гарантированно: «Хочется иногда, чтобы он (Сигида) поменьше писал…» Однако, поглядим сами. Впечатление первое: мелкий шрифт (плохо), нет оглавления (нехорошо), стихи + проза под занавес (интересно).
«А какие знакомые запахи:
Молочая, вишневого клея…»
По сути «Непочатый край» – тот же театр.
«–сцену выложим солью и гречкою,
из обложек устроим кулисы».
Простое воспоминание детства превращается в кольцо Мёбиуса… Читатель уходит всед за автором в его внутреннюю плоскость.
Меняя экспозиции, автор доходит до превращения театральности в производство… Где, как и водится, количество произведённого далеко не соответствует качеству. Да и о каком качестве разговор, когда:
«…упорно делая прекрасное
в стране идей и кустарей
соединяя непролазное
с разнообразием идей».
« … а настроение – сорви
расквась и выстави коленом…»
Какой критик будет тут «спорить о пользе классических школ?», когда « В Посёлке знали мало слов / и не смотрели дальше носа,/ и кроме < Времени> и снов / у граждан не было вопросов»... А спросить и поспорить надо бы. В интересах самого автора… Даже, если ты – мне друг… Даже если «захлебнувшись асфальтом и серой / на дыбы поднялся горизонт…»
Вспоминается ответ Гете на письмо Булгарина, о том, что последний позволил себе то, чего и первый не мог – полностью забыть грамматику немецкого языка… Однако, ближе к телу степной русскоязычной вольной, как уже отмечалось – практически без знаков препинания, поэзии, коей внимают «молчаливые гении местности, где скороходами мчатся горшки, оглашая поля и окрестности…»
Да… Воистину, «не жалеет чернил / ученик земледельца…» Да и чё, собственно, литературному герою? Ишь как он: « закушу, говорит, чесноком и пойду целоваться…» Велика невидаль. Когда « над онемевшей страной гуляет тень средневековья», « и никто не кричит и не кается…». Да… « Трудно прочитать линии ландшафта, если не владеть русским языком…» – подсказывает автор. И он прав. Потому и «увольняется» (за четыре страницы до конца своей книги) «с почётных постов в постоянство закованных рыцарей». Оставляя читателя наконец-то наедине с прекрасным живым стихом: «педаль скрипит как старый табурет». Каково? Вот и хочется с ним согласиться, что «Не всякое Учение оформилось литературно – в книгу». Зело! Пока, как пишет в упомянутой вступительной статье А.Грибанов, Сигиде некогда. Работы у него непочатый край.
Теги:
