После дойки вечерком,
Возрастные экспонаты,
Обсуждали жизнь тайком.
Звёзды в небе, месяц пьяный,
Под ногами шелуха,
Аппараты слуховые,
Чтоб услышать петуха.
Нюрка первая вздохнула,
Сквозь протезы шепелит,
Защемило видно где-то,
Глас похожий, на иврит.
-Вот была б я, молодуха!
В дурь попёрла, - вот старуха!
-Я б для конюха Петра,
Родила б богатыря!
Глашка тронутая с детства,
Видно знает, что твердит,
-Бесполезное занятье,
У Петра наследство спит.
Звёзды в небе, месяц пьяный,
За околицей гармонь,
В Нюрке ревность заиграла,
-Ты Петра маво, не тронь!
Третья молвит заводная,
Спьяну внешность не дурная,
-Что ж вы глупые такие!
Про наследство? Вы больные!
Вот другое дело я!
Нюрка встряла; - а семья?
Серафиму будто током,
Ой! И правда! Ненароком,
Вдруг прознает Агафон,
В глаз тогда заедет он.
В Глашку разум поселился,
К удивлению других,
К Нюрке спором зацепилась,
И пошёл скандал меж них.
Что мол, конюху дороже?
Детский визг аль самогон?
Нюрка горлом так кричала,
Что скривилась вся лицом.
Звёзды в небе, месяц пьяный,
Подобрался конюх к ним,
Потихоньку так, кустами,
И с претензией к троим.
Ростом Пётр метр с кепкой,
Пальцы веером, понты,
На плече гармонь с мехами,
И перо для красоты.
Для приличия сморкнулся,
Самосадом потянул,
И невестам на скамейке,
Вдруг претензию толкнул.
-Нюрка, ты ума лишилась?
В старость хочешь упыря,
Дурака найди другого,
Чтоб рожать богатыря.
-Серафима, не надейся,
Друг мне муж твой, Агафон,
Ты вот здесь гуляешь, дура,
Дома спит в подушку он.
Серафима краской вздулась,
Старость с лавки подняла,
И в избу свою метнулась,
Агафона обняла.
Глашка тронутая с детства,
Что к чему вдруг поняла,
И Петра другим на зависть,
К самогону повела.
Пир в избе, гармонь играет,
Пётр с Глашкой за столом,
Нюрка трёт обиду к носу,
Жизнь опять вся, кувырком.
Агафон проснулся утром,
Серафима в бас храпит,
Влез в кальсоны потихоньку,
И на двор, петух кричит.
Красота у нас в деревне!
Заезжайте на досуг,
Только будьте осторожны,
Опасайтесь, трёх старух.
