Тишину ожиданием, плача, засею
Меж рождением сна и бесстыжей вечерней зарёй
И засыплю на пядь, задыхаясь, краснея,
Сладко-жирной пахучей - созревшей для родов - землёй.
Подвяжусь неспокоем – свирепою плетью,
По истерзанной тверди, пойду, шелухой шелестя,
Словно сумрачный тать или выжженный ветер,
В неуёмной надежде – когда-нибудь все же простят.
Я не лгал никому, не разбрасывал в души неверье,
Разливаясь по венам суровой болимой слезой.
Лишь молчал у виска, обездольный, стремился к забвенью,
Ослеплённый навеки осколком небес - бирюзой.
Не вините меня за безмолвие верных наитий,
За бескрылие сути, за ветхость одёж и путей.
Я такой же, как вы – вы меня разговором растлили
До нутра, до измученных жил и скрипучих костей.
Над искрученной нитью, глотающей токи сердечья
Помолчите со мной, удлиняя назначенный путь.
Помолчите уже, пусть оплавятся горечью свечи...
И проклюнется жизнь и сорвет онемение с губ.
Помолчите.
