Вы всегда так добры к своим пациентам? Не стоит… я полон грязи. И свет души моей – тьма, а тьма души моей – ещё большая тьма. Выхода нет – я обречен, дайте мне уйти – мне не нужно спасенье. Ваших чар я не заслуживаю, не заслуживаю и милости Божией. Я каюсь, каюсь, каюсь, но я не хочу быть прощён.
Кто же вы? Священник или доктор? Впрочем, это не имеет значения – мне нужно только немного облегченья. Вы можете дать его мне? Что? Хорошо, я расскажу вам, как всё было.
Он появился незадолго до прошлого Рождества – во всяком случае, тогда мы с ним впервые встретились. Торговец – так мы его прозвали. Он был одет до банальности жутко: длинное чёрное пальто и такого же цвета шляпа, широкополая, надвинутая на глаза. Его можно было встретить только после полуночи, в одном и том же переулке, забытом Богом, пустом и холодном. Торговец был нашим проводником – он помогал ребятам, вроде меня, получить путёвку в Рай. Мы все любили его – он был щедр и честен, но никогда не прощал должников. Познакомившись поближе, многие стали называть его отцом, господином, спасителем. Никто не знал его имени, никогда не видел его глаз – этого и не требовалось. Он был нашим мессией – он продавал нам героин.
Не помню, чтобы Торговец связывался со всякой безденежной шушерой – в основном, его клиентами были студенты престижных университетов, дети из обеспеченных семей. Как правило, родителям такой молодёжи плевать на своих детей. Это халатное, безответственное отношение прослеживается в их так называемой заботе - они стремятся дать своим детям всё, по их мнению, самое лучшее: деньги, славу, карьеру. Их дети свободны, независимы, самостоятельны – прирожденные лидеры. Довольствоваться малым – не про них. С виду они напоминают королей; королей без корон – отмеривая надменным взглядом каждого встречного, шагая уверенной походкой с высоко поднятой головой по жизни, они вобрали в себя всевозможное болото, предложенное обществом – обществом, что они собственноручно создают, частью которого являются. В них скопилось такое количество этого болота, что не вычистить и целыми веками: гордецы и эгоисты, обманщики и предатели, продажные мальчики и девочки – фальшь и лицемерие стали их верными союзниками. Они чисты и ухожены, но от них веет гниением – внутренним разложением, и чем приятней от них пахнет, тем мертвее их молодые души. Они любят ощущать: острее, приятней, новее. У них своя собственная, сложившаяся мораль, в основе которой лежит удовлетворение желаний, снятие табу, гонка за счастьем. Они представляют собой подрастающее поколение дьяволов – молодых людей, наделенных властью, жаждой жить – жить по своим правилам. И я был одним из них, в вечной гонке за счастьем – был до тех пор, пока не догнал это самое счастье, и оно не начало меня убивать.
Я очень хорошо помню своё знакомство с героином – оно приключилось в ночь после дня рождения моего тогдашнего лучшего друга Михаила, которого в компании все звали Майком по его же собственному пожеланию. Именно он и познакомил меня с Торговцем. Мы все знали, что Майк был наркоманом, как некоторые любили говорить, начинающим, но сам он этого не признавал, раз за разом талдыча нам, что человек до тех пор не является наркоманом, пока он в состоянии управлять своей зависимостью.
Я остался под впечатлением от одного только вида Торговца – он напоминал мне персонажа из какого-то фильма ужасов или классического детектива. Признаться, я его не на шутку побаивался. Той ночью он продал нам чистейший, высококачественный наркотик. Нас было только двое – Майк и я. Мой друг показал мне, как это делается, и я забылся теплым сном: ласковое, трепетное прикосновение ангельского крыла унесло меня к невидимым высотам, и я растворился в своих самых сладких мечтаниях и грёзах, наслаждаясь нежным вкусом радостного блаженства. Это была Любовь, это был настоящий Рай.
Впервые в жизни я почувствовал себя счастливым, и я был бесконечно благодарен Майку, моему замечательному другу Мишеньке за этот непревзойденный, облагораживающий опыт. Я никогда не хотел становиться наркоманом, и тогда я сказал ему, что второго раза не будет – я говорил ему это, но внутри, даже не в глубине души, а почти на самой её поверхности, у меня не было и тени сомнения в том, что я сделаю это снова.
Знаете, я был до безобразия избалованным парнем – сколько себя помню, не было дня, чтобы я в чём-либо нуждался, был чего-нибудь лишен. Я не хочу говорить о своих родителях – оставим это за кадром, скажу только, что я не виню их ни в чём. Да, это они открыли для меня дверь в мир желаний и удовольствий, мир греха и распутства, но вошел-то я в эту дверь сам. Я сам разрушил свою жизнь – только так и никак иначе.
Не думаю, что я ведал, что творю. В общем-то, я и не умел-то жить по-другому. До встречи с Торговцем я предпочитал развлекаться в шумных компаниях легких девиц – я покупал их тела, а они уничтожали мою душу. Мне нравилось пьянство, мне нравились танцы – вернее, то, что принято называть танцами в моём кругу.
Я никогда никого по-настоящему не любил – никого, кроме себя. Тогда мне этого было не понять – сейчас же, оглядываясь назад, можно с полной уверенностью сказать, что себя я любил до безумия – мне нравилось чувствовать себя хорошо, вкушать сладостный плод всевозможных наслаждений и удовольствий. Дружба, любовь, счастье – это всё можно было купить за деньги, можно было купить вообще всё – я свято верил в это на протяжении всего своего сознательного бытия. Мне понадобилось немало лет, чтобы понять, что я заблуждался.
Когда тебе двадцать лет, впереди у тебя целая жизнь, полная радости и возможностей. Времени на скуку и безделье просто нет, ты редко задумываешься о своём будущем – тебе совершенно некогда и вообще это совсем не нужно. Для парней, вроде меня – молодых, избалованных, амбициозных минута скуки просто необходима. Необходима для того, чтобы пустить её на размышления. Только сейчас, после всех этих лет я начинаю потихоньку понимать до чего же полезно может быть иногда просто подумать. Быть может, поняв это раньше, я бы увидел разницу между бездельем и настоящей жизнью, и моя молодость не закончилась, не успев начаться.
Я решил разыскать Торговца примерно через неделю после нашего с ним первого свидания, прекрасно зная где и когда он окажется. Было прохладно – я дожидался его почти час, придя пораньше, на мне была довольно холодная куртка, достаточно холодная для середины января. Наконец, метрах в двадцати от местечка, где я притаился, замелькала тёмная фигура – я не мог не узнать его силуэт. Таких людей запоминаешь на всю жизнь, во всех деталях, даже после первой встречи. Сомневаться не приходилось – это был он.
Признаться, я не на шутку разнервничался – мой ступор ощущался всё явственней с каждым маленьким шагом ему навстречу. Что мне сказать? Как поздороваться? На секунду я пожалел о том, что пришёл – но только на секунду; слова приветствия не понадобились – Торговец заговорил первым.
- Наконец-то. Я уже заждался – думал, ты сюда явишься на пару дней раньше.
Его слова меня удивили – вероятно, именно поэтому я сразу нашёлся с ответом:
- Вот как? А с чего вы вообще взяли, что я к вам приду?
- Мало кто держится больше трёх дней. Новичка соблазнить – дело плёвое. Свежее мясо – оно самое жадное. В особенности к моему сладкому лакомству.
Я растерялся. Не зная, куда деть свои глаза, я попытался выдавить из себя пару слов:
- Хм… а как же вы узнали, что я, кхм…
- Новичок? Это было написано на твоём лице. А твой друг… знаешь, у него есть вкус к наркотикам. Только настоящий эстет способен по достоинству оценить мой восхитительный героин,- он выдержал паузу, прокашлялся и продолжил,- а тебе понравилось, малыш?
- Я… да… Мне понравилось.
- И ты хочешь ещё?
- Да, если можно,- уже более смело ответил я.
Торговец смотрел на меня сверху вниз, он был высок и статен – поправив шляпу, ухмыльнувшись, он вновь заговорил своим спокойным, холодным голосом. С его уст сорвалось всего одно слово:
- Можно.
Героин способен на многое: он может облагородить, вдохнуть в вас целую жизнь, отправить в далёкие, неизведанные дали – вы можете оказаться на небесах, почувствовать вкус истинной свободы, прогуляться по Эдему, подышать воздухом настоящего Рая.
Начинающий наркоман при регулярном потреблении своего наркотика абсолютно счастлив – ему кажется, что сам Господь Бог улыбается ему. Его жизнь наполняется смыслом, он знает, что живёт для того, чтобы употреблять. Я попробовал героин во второй раз – Торговец был совершенно прав: его лакомство до невозможности сладко. Тогда со своим наркотиком я был на «вы» и смутно себе представлял необходимую для меня дозировку – в этом я положился на Торговца. Я был уверен, что продал он мне ровно столько, сколько мне было нужно.
Шли дни, пролетали месяцы – Торговец стал для меня моим верным другом, вновь и вновь помогая мне попадать в Рай. Вначале мы виделись с ним по субботам, затем я стал приходить ещё и по вторникам, а после Майк уболтал меня на ужин в один снежный и ветреный четверг: невзирая на непогоду, я согласился.
Незаметно для меня самого, круг моего общения значительным образом сократился: я не имел ни малейшего желания тратить своё время на тех, кто не ведал, что такое героин. Они все мне стали неинтересны – я считал, что если они не употребляют, то они – дураки. А с дураками мне было не по пути. Я бросил пить, завязал с девочками – в какой-то момент они перестали представлять для меня хоть какую-нибудь ценность или пользу, стали не нужны. Мне нужен был только он – героин, а вскоре стал просто необходим. Мы с Майком сблизились пуще прежнего – нам нравилось ужинать вместе. Порой, обходилось даже и без еды, однако от этого наши трапезы стали только вкусней.
Учёба в университете всё чаще проходила без меня – я много спал и мне совсем не хотелось покидать свою тёплую, уютную комнату. Иногда я оставался у Майка – его родители не возражали, а моим было, откровенно говоря, плевать. Я даже не уверен, что они замечали моё отсутствие в доме. Но вот однажды поступил звонок из университета – я был удивлён, ибо обычно они не следили за своими студентами, но мой случай, видимо, оказался исключительным. Оказалось, что я пропустил уже почти целый семестр. От меня требовалось явиться на экзамен и сделать вид, что я хоть что-то из себя представляю.
К тому моменту я уже достаточно крепко привязался к Торговцу и непременно начинал скучать по нему спустя день или два разлуки. Мне не хотелось идти на экзамен, мне хотелось дозы – я ощущал необходимость увидеться с Торговцем. Майк уговорил меня пойти на поводу у системы и показаться в университете. Я знал, что это была плохая идея, но я подчинился. Знал это тогда, знаю и сейчас. Если бы не Майк, этого всего могло бы и не быть.
Её звали Даша Романенко, и она была первой девушкой, которую я полюбил. Как выяснилось, она переехала к нам вместе со своей матерью прямиком из Украины, где им не нашлось места под солнцем. Там, у себя на Родине, она обучалась в местном университете, а после переезда перевелась к нам: её зачислили в нашу с Майком группу.
Я впервые увидел её в тот день, в день экзамена и, знаете, не придал ей по началу совершенно никакого значения. Мне она казалась всего лишь человеком из толпы – глупым, суетливым дураком тёмно-серого оттенка.
Дашенька, милая, зачем же ты заговорила со мной?
Мне кажется, я схожу с ума, когда раз за разом прокручиваю в голове наш с ней первый разговор – момент нашего знакомства. Она обратилась ко мне. Прямо в коридоре.
- А ты тоже здесь учишься? – сейчас понимаю как славно сияли её изумрудные глаза – они были зелёного цвета, но на свету могли меняться, и она смотрела на меня ими – весело и непринужденно.
Я не сразу понял, что от меня требуется ответ. Я плохо спал накануне и в то утро будто растворялся в пространстве, распадаясь на мелкие частицы. Я посмотрел на эту девушку – от неё исходило ненавязчивое ожидание и я, наконец, вступил с ней в диалог.
- Да. Я здесь учусь. Вот, пришел на экзамен.
- Надо же! Ни разу не видела тебя на лекциях! Ты, наверное, работаешь? Вид у тебя какой-то усталый. Мама говорит, что ваш университет один из самых престижных в городе, и что нужно ещё заслужить называться почетным его студентом,- Даша была разговорчивой девушкой. Видимо, этим она и покорила моё сердце немногим позже.
- Признаться, мне не очень нравится это место,- выдавил из себя я,- пустая трата времени.
В ответ послышалось Дашино хихиканье. Было понятно, что она не разделяет моего мнения.
- А мне всегда думалось, что образование – крайне необходимая вещь в жизни каждого приличного человека. Что же, по-твоему, не является пустой тратой времени? Чем ты любишь заниматься?
Я замешкался. Своими вопросами Даша поставила меня в неловкое положение.
- Да так… в общем-то, ничем особенным и не занимаюсь. Ты это… не слушай меня – учись, занимайся. Уверен, тебе образование точно понадобится.
Она улыбнулась.
- Знаешь, а ты забавный. Как же экзамен думаешь сдавать?
- Пока не знаю. Я об этом сейчас не думаю.
- Эх ты! Чудачек! На вот, держи,- она протянула мне тетрадь, довольно толстую, от корки до корки исписанную,- может, пригодится.
Я уставился на неё и на эту тетрадь полуотсутствующим, слабо понимающим происходящее взглядом. Я таки взял её и, пробормотав какие-то слова благодарности в адрес моей новой знакомой, отошел к стене, дабы опереться – стоять становилось тяжеловато.
- С тобой всё в порядке? – в её голосе я уловил нотку некоторой обеспокоенности моим состоянием, неподдельную – я счел это весьма странным, как для едва знакомой мне девушки.
- Да, всё в порядке. Должно быть, я просто плохо спал,- проговорил я.
- Ах, как мне это знакомо! Меня и сейчас, знаешь ли, в сон клонит! Ночка была та ещё! Практически бессонная. Если я завалю этот экзамен, то мать меня убьет! Меня лишат стипендии. Ай, ну их в баню эти дурные мысли! Я всегда говорю себе: всё будет хорошо! Нечего паниковать раньше времени, так ведь? Меня, кстати, Даша зовут. А тебя как? – она перевела дыхание и уставилась на меня вопрошающим взглядом.
- Никита. Меня зовут Никита.
- Очень рада знакомству! – я увидел перед собой её руку – маленькую изящную ручонку, тянувшуюся ко мне. Я легонько пожал её – в этом прикосновении было что-то нежное, почти детское – я отметил это даже в своём довольно-таки плачевном на тот момент состоянии.
- Мне пора бежать! Кажется, меня только что окликнули. Удачи тебе! – ещё одна улыбка и она удалилась – её дожидался экзамен.
Больше я ей ничего не сказал – проводил взглядом и только. Нелегко описать тогдашние чувства, мною владевшие. Мне очень хотелось спать и, конечно, я был не прочь повидаться с Торговцем – очень даже не прочь, но на какое-то время, на какие-то коротенькие минуты эта девушка заставила меня забыть о наркотическом желании.
В общем-то, наш разговор был довольно прост, ничего особенного и, к тому же, весьма краток, но что-то в ней было такое… что-то цепляющее. Я испытал нечто хорошее – на некое мгновение она показалась мне другой, не такой, как остальные из толпы.
Тетрадь, что она дала мне, была полна всяческих конспектных записей по экзаменационному предмету – я пролистал её, но читать ничего не стал – не позволяло состояние.
Мысли о Даше и о Торговце набрасывались на меня поочередно, сменяя одна другую в хаотической последовательности. Вскоре передо мною замелькала физиономия Майка и мне удалось отвлечься.
Что касается экзамена, то его мне таки удалось сдать, правда, я смутно помню каким образом. Я было подумал, что неплохо бы вернуть Даше её тетрадь – мне казалось, что она в ней нуждается, но чувствовал я себя так паршиво, что поплелся прямиком в сторону дома – я пожалел себя. Майк запропастился невесть куда, так что рассчитывать на него не приходилось – я окинул взглядом коридор, что вел непосредственно к выходу, и, не обнаружив его, зашагал прочь.
В тот момент я выбросил из головы и Дашу, и Торговца – моим единственным и заветнейшим желанием было нырнуть в свою домашнюю кровать, такую мягкую и приветливую, и забыться сладчайшим сном.
Всё труднее было волочить свои размякшие ноги, снова и снова привлекая недремлющее внимание прохожих – должно быть, со стороны я выглядел неважно. Становилось уже почти невыносимо, как я услышал тоненький девичий голосок у себя за спиной. Это была Даша.
По её словам, она увидела своеобразную фигуру молодого человека, дивным образом шагающего в неизвестном направлении. Она следовала за мной, всё не решавшись подойти, гадая тот ли это парень, с которым ей довелось взболтнуть перед экзаменом. Наконец, убедившись в точности своих догадок, она «со всех ног кинулась вдогонку, дабы помочь бедолаге Никитушке, её новому знакомому». Очевидно, Даша всерьёз опасалась незнакомцев, в особенности странновато пошатывающихся среди бела дня, так что окажись на моём месте незнакомый ей проходимец, она наверно не осмелилась бы приблизиться к нему. Кажется, я начал бормотать что-то о необязательности помощи с её стороны, но ей удалось настоять на сопровождении меня домой.
Даша была довольно миниатюрной барышней, выглядела весьма хрупкой – во всяком случае, с первого-второго взгляда, однако она показала неслабую для такой изящной девушки силу и выносливость, взвалив мою руку себе на плечи, оказывая драгоценную для меня помощь. Я указывал дорогу, а она вела меня – молча, не задавая совершенно никаких вопросов и ничего не рассказывая в свою очередь.
Мой дом оказался пуст – родителей в дневное время по их обыкновению не бывало; Даша отвела меня в комнату, подвела прямо к кровати и позволила мне не раздеваясь окунуться в глубочайший сон.
Я провалился в пустоту – тёмную бездну отсутствующих сновидений, и провалялся так Бог знает сколько времени. За окном основательнейшим образом стемнело, когда я проснулся. Увидев перед собой сидевшую на краю кровати девушку, я попросту обомлел. В первые секунды я не узнавал её – всё никак не мог понять кто она, но постепенно воспоминания того короткого дня стали возвращаться ко мне, и я признал в ней Дашу Романенко – девушку из моего университета.
- Тебе хорошо спалось? – она смотрела на меня широко открытыми глазами, пытаясь изобразить на своём лице легкую улыбку или ее подобие, а я, будучи в каком-то необъяснимом ступоре, не мог проронить ни слова, дожидавшись её речи, полной милозвучия.
- Не знаю,- ляпнул я,- хочется верить, что хорошо.
Она отвела взгляд в сторону и начала растирать свои ладони.
- Ты пролежал в кровати целый день – я почти не слышала твоего дыхания. Я боялась… думала, что ты не проснешься,- в её голосе послышались дрожащие нотки слезливости.
«Не плачь! - пронеслось у меня в голове,- прошу тебя, только не это! Я не переношу слёз!»
- Что с тобой, Никитушка? Ты чем-то болен? – раздался вновь её голос. Она пыталась себя контролировать, старалась не заплакать.
- Почему ты так нежна ко мне? – выпалил я,- с чего такая забота?
Даша повернулась обратно.
- Мне стало тебя так жаль… Правда, я беспокоилась. Ты кажешься мне славным парнем. Я просто хотела помочь… - она таки заплакала – тихонько заревела, с подвсхлипываниями.
Я ощутил острый приступ неудобства и растерянности, не знал куда себя деть. Её правая рука – та, что ближе ко мне, оказалась свободной. Я аккуратно прикоснулся к ней – в точности как недавним утром. Она была всё так же по-детски нежна.
- Спасибо тебе,- проговорил я голосом, полным искренней благодарности. Я был действительно благодарен Даше за её удивительнейший поступок, по-настоящему, я столкнулся с этим впервые – с чувством неподдельной признательности.
Она не убрала руку.
- Как ты себя чувствуешь? – проговорила она голосом человека всего секунду назад плакавшего,- может, ты хочешь есть? Я не знаю, где у тебя кухня, но если ты покажешь, то я могу…
- Даша, не стоит,- прервал её я,- со мной всё в порядке.
Она заулыбалась – её глаза по-прежнему блестели от слёз, а волосы (они у неё были каштановые) небрежно пристали к её окутанному влагой личику.
- Ты назвал меня по имени. Это так… приятно.
- Почему это тебя так удивляет, а?
- Меня мало кто называет по имени – только мама, да и то не всегда.
- Мама! – вырвалось у меня,- твоя мама, должно быть, ждёт тебя к ужину.
- Она ждала меня ещё к обеду. Я позвонила ей и всё объяснила – рассказала о своём сегодняшнем приключении.
- И её не смутило твоё пребывание с каким-то чужим парнем? Ещё и в одной комнате.
Даша слегка покраснела – это бросалось в глаза.
- Мама доверяет мне. Она знает, что я… приличная девочка.
Мы помолчали. Сообразив, что Даша голодна, я пригласил её на кухню – к счастью, в холодильнике ещё оставалось кое-что съестное. Моих родителей по-прежнему не было дома. Я угостил её скромным ужином – мне же есть не хотелось, и я ограничился лишь стаканом холодной воды. Мы провели незабываемый вечер. Думаю, именно тогда, на кухне, потягивая глоток за глотком со своего стакана и слушая рассказ Даши о её семье, я начал в неё влюбляться. Что, слишком сказочно звучит? Я могу объяснить. Я начал влюбляться в неё – это можно утверждать смело. К такому выводу довелось прийти на основании двух вещей: она вызывала у меня улыбку и убивала во мне всякую мысль, каждый маленький помысел о Торговце и о его наркотике.
Странно, но в течение всего вечера я ни разу не задумался о её теле. Да, в последнее время представительницы противоположного пола мне были совсем не интересны, но ещё ни разу до того вечера я не оставался равнодушен к телу девушки, с которой общался. Признаться, тогда мне даже не случилось рассмотреть её фигуру – она была хороша своей чарующей улыбкой, своими сверкающими глазами, полными доброты, своим ласковым голосом, трепетно радующим слух.
Мы разговаривали. Вели простой, непринужденный диалог. Как я уже обмолвился раннее, Даша была весьма словоохотливой персоной и вначале разговор с ней давался мне с трудом – на её красноречивые реплики приходилось всего два-три словечка из моего бедного лексикона. Знаете, я вовсе не был мастером слова и чаще всего в моей жизни преобладали скудные, примитивные разговорчики с людишками из моего окружения, а они, откровенно говоря, были бедным народом, обделённые умом несчастные. Равные мне абсолютно.
Сейчас ненароком и диву даюсь, вспоминая тот и некоторые другие наши с Дашей беседы. Что интересного и привлекательного могла сыскать такая девушка, как она – немало начитанная особа с недурно сложенным умом, во мне как в собеседнике? Это позднее она расшевелила меня и мой дремлющий, чахлый умишко, открыв для меня дверь в мир литературы и бесед, а тогда же я представлял собой жалкого червяка, едва умудрявшегося связать пару слов в общении с ней.
Тем вечером говорила в основном она – полностью оправившись от слёз и некоторого стрессового состояния, в коем ей посчастливилось очутиться по моей вине, Даша рассказывала мне о своей жизни, о планах на будущее и немного о книгах, любимых ею. Она была очаровательна, а я, сам того не понимая, поддавался этому её очарованию.
Даша не была «красоткой» в известном смысле этого слова – имеется ввиду, черты её лица нельзя было назвать идеальными, но она обладала тем, что в мире называют харизмой. В довесок к её словоохотливости, эта харизма всё больше делала из неё объект моей симпатии и даже некоего обожания, уже тогда потихоньку проявлявшегося.
Кажется, мы проболтали с ней часов эдак до восьми и прекратили только потому, что мои родители явились домой. Я никогда не был с ними по-настоящему близок, но в тот момент мне хотелось поделиться с ними моими переживаниями – мне хотелось рассказать им о Даше. К моему превеликому огорчению, о Даше не спросили ни слова, практически молча выпроводив её из квартиры парочкой наигранно приветливых взглядов. При прощании она в очередной раз подала мне руку, и я легонько пожал её, не желая потревожить её хрупкость.
У неё с собой была книга и она оставила её мне, настоятельно рекомендуя прочесть. Это был экземпляр зарубежного романа авторства Джека Лондона, и я пообещал ей, что обязательно с ним ознакомлюсь. Она довольно улыбнулась и, справившись о моём самочувствии, отправилась к себе домой.
Мне было стыдно признаваться ей, что прежде я ничего не читал, ни единой книги за всю свою двадцатилетнюю жизнь – я не признался.
Я остался под сильным впечатлением после знакомства с этой девушкой, и мысли о ней с трудом давали мне сосредоточиться на романе, что я тут же после её ухода бросился читать.
В связи с последними событиями я и думать забыл о Торговце и о его наркотике. Об этом мне напомнил Майк, на следующий день меня разыскавший.
- Я пуст, дружище,- вид у него был неважный,- сегодня ночью я иду к нему. Ты со мной?
Я не сразу нашелся с ответом. Ещё вчера я чувствовал себя крайне паршиво, грезил о новой дозе, но в тот момент мне хотелось её значительно меньше, и я не собирался искать встречи с Торговцем грядущей ночью.
- Прошло только два дня, парень. Ты уверен, что тебе уже нужно?
- Меня начинает мутить, мать твою! – заорал он,- мне нужна доза!
Я посмотрел в его глаза, изрядно покрасневшие – было видно, что он плохо спал накануне. Глаза эти были больны, они принадлежали человеку, молящему о спасении, жаждущему укола – маленького и сладкого.
Мне вдруг открылось то, что он чувствовал. Я начинал разделять с ним его страдание. Я всё вспомнил. Ощущалась острая жажда – тёплые, ласкающие мысли о героине, всплывающие в моей памяти, вызывали во мне чувство терзающего голода.
Следующей же ночью, едва часы пробили двенадцать, мы с Майком разыскали Торговца и купили у него героин.
Передо мною вновь открылись Райские врата, и я полностью отдался поглощающему всего меня чувству блаженного забвения. Новая доза помогла Майку стать на ноги – к утру он выглядел свежее, бодрее, счастливей.
- Это было потрясающе,- проговорил он, скалясь предо мною широчайшей улыбкой.
Я чувствовал себя хорошо – наркотик Торговца напомнил мне о своём величии. В то же время я ощущал нечто, напоминающее стыд – ко мне вдруг вернулись воспоминания о моём новом знакомстве и в голове моей возник образ Даши – такой же улыбающейся, такой же очаровательной, как и в тот вечер. Что бы она сказала, увидев меня тогда? Что бы подумала?
Я закрыл ладонями своё лицо и начал медленно потирать его, словно стараясь отогнать от себя эти малоприятные мыслишки.
- Майк, ты когда-нибудь влюблялся? – обратился я к нему неожиданно.
- О да… Однажды я влюбился. Раз и на всю жизнь.
- Серьёзно?
- Серьёзно. Я влюблён, дружище. И любовь моя самая преданная и самая прекрасная. Я бесконечно влюблён в героин.
Я прихмыкнул. Он явно не понимал меня.
- Я не об этом, Майк.
- А о чём же?
- Я о другой любви говорю.
- Ты про баб что ли? – хихикнул он,- сдались они мне! Ни одна юбчонка на свете не может сравниться с моей прелестью, моим чудным наркотиком.
На этом я решил закончить наш разговор. Мой друг был не в состоянии меня понять. На меня вдруг обрушилась безудержная грусть, серейшая тоска, граничившая со смертельной. Я начинал понимать, что я – наркоман. Осознание этой дурной правды стучалось ко мне уже давно – где-то внутри своего сознания я понимал, что зависимость подкрадывается ко мне словно коршун, парящий высоко в небе, высматривая свою жертву. Такой жертвой оказался я – я был на крючке.
Эту тягостную истину я унёс тем утром домой, оставив Майка одного в своей комнате, где прошла наша героиновая ночь. Мне не хотелось оставаться с ним, а он не сильно противился моему уходу.
Все мои мысли были заняты Дашей и моей наркотической зависимостью. Я понимал, что любовь и героин – несовместимые вещи. Нет, тогда я её ещё не любил так, как полюбил позднее, но лёгкое валентиново крыло уже неслабо тронуло моё сердце.
Весь тот день я посвятил чтению, стараясь отвлечься от пагубных размышлений. Посредством романа Джека Лондона я общался с Дашей – так мне нравилось думать. Я желал увидеть её, прикоснуться вновь к её руке, послушать мелодичный голос. У меня не было ни адреса, ни телефонного номера этой девушки, и я понимал, что обречён томиться в ожидании следующего экзамена в университете – только там я мог её увидеть. Мне суждено было провести пять дней – пять мучительных и долгих дней наедине с Джеком Лондоном и осознанием своей ничтожности.
Читал я медленно, стараясь наилучшим образом усвоить прочитанное – мне очень нравилось, но порой всё те же беспощадные мысли отвлекали меня от чтения. Так я провёл три следующих дня. Всё это время от Майка не было и слуха – он не приходил ко мне. Я посчитал это странным, так как за последние полгода привык к его регулярным визитам.
Мне становилось плохо. Я забросил чтение и перестал думать о Даше – снова. Во мне начинал пробуждаться демон – алчная тварь, жаждущая моей крови, чёрный человек, странствующий в недрах моей заблудшей души. Я пытался бороться с ним – я бросил ему вызов, напряг все свои силы, всё своё мужество, чтобы дать ему отпор, выгнать его вон, но я проиграл. Он одолел меня – дьявол опять пожаловал ко мне в гости и навязал свою волю. Моя с ним борьба закончилась на пятый день. Я не стал искать Майка. Я отправился напрямую к Торговцу.
Он продал мне вдвое больше наркотика, чем обычно – должно было хватить на несколько дней. Мой разум был устлан туманной пеленой, я не мог думать ни о чем, кроме заветного угара, которому я целиком и полностью отдался сразу по возвращении домой.
Стоит ли упоминать о том, что я пропустил свой экзамен? Долгие-долгие часы прошли прежде, чем я вспомнил о нём. Встреча с Дашей, что я так жаждал осуществить, не состоялась. Я остался один на один со своим ничтожеством – героин взял верх над моим разумом, над моим несчастным сердцем.
Как же противно мне было смотреть на свою рожу в зеркале… Я начинал ненавидеть себя – осознание моей жалкой, бедной сущности не давало мне покоя. Кто я? И куда иду? А главное – зачем? Я всегда прожигал свою жизнь не имея и тени сомнения в правильности своих действий. Всю свою юношескую жизнь я являлся сторонником идеологии «лучше сгореть быстро, чем угасать медленно». Все эти не имеющие конца годы я то и делал, что горел – ярче, больше, горячее. И только тогда я начинал понимать, что предел не за горами – вечных огней не бывает.
Я кинул взгляд на оставшийся героин, что я накануне приобрел у Торговца. Мне хотелось выбросить его – забросить как можно дальше. Я принял решение, что завяжу с этой пагубной привычкой. Обязательно завяжу и очень скоро. А пока пусть полежит там – в ящике моего стола надёжно и безопасно.
Я ощущал острую необходимость в изменении своей жизни – может быть не здесь и не сейчас, думалось мне, но в недалеком будущем непременно.
Как мне описать вам чувства, что завладели мной, когда раздался стук в дверь и за ней послышался голос? Её голос.
Излучающая свет и радость, она встретила меня у порога своей очаровательной улыбкой, глазами, полными блеска – они смотрели прямо на меня, а мне хотелось таять, таять, таять…
- Здравствуй, Никитушка,- сказала она.
Даша навестила меня тогда, когда я меньше всего этого ожидал – я уже почти смирился с тем, что не увижу её бесчисленное множество дней, угнетенный тоской, томящийся в вечном ожидании. А она пришла ко мне. Какая умница!
Я пригласил её в свою комнату, и она с удовольствием, как мне показалось, приняла моё приглашение.
- У меня тут немного не убрано. Ты это… не пугайся,- указал я ей на свой беспорядок, что уже невесть сколько времени царил в моей комнате.
- Ничего страшного. Это легко исправить. Ну-с, с чего начнём? – неожиданно для меня выпалила она.
После недолгих упирательств с моей стороны я понял, что спорить с ней бесполезно и принял её предложение о наведении порядка у меня в комнате. Мы принялись за дело.
- Тебя не было на экзамене. Почему? – спросила меня Даша, складывая какое-то одеяло.
- Да я… в общем, неважно себя чувствовал. Прийти не смог,- смущенно ответил я.
- Правда? Хм… выглядишь весьма неплохо. Оказывается, ты у нас парень болезненный.
- Иногда… случается.
Она перевела взгляд на тумбу, где лежала её книга.
- Вижу, ты начал читать её.
- Начал. Уже почти и закончил! – не без гордости в голосе промолвил я.
- Здорово! Честно говоря, я боялась, что ты и не откроешь её. Обычно люди не следуют моим советам или рекомендациям - касательно литературы или музыки. Им, видите ли, некогда. А я думаю, что это в них говорит лень. Лень и неуважение. Я рада, что ты не такой. Ну, и как тебе книга?
- Книга? Прекрасная книга. Мне очень нравится. Знаешь, я никогда не читал ничего… подобного.
- Ха, должно быть, наши вкусы совпадают,- она выдержала недолгую паузу и затем продолжила,- а что ты можешь сказать об индивидуализме главного героя? Как тебе сама идея?
Даша ошарашила меня своими вопросами. Я совсем не знал, что и ответить. Собравшись с духом, я промямлил:
- Идея? Ну… вообще-то, там про моряка.
Она рассмеялась. Я знал, что она смеется надо мной - ну, или над моим глупым ответом, но меня это нисколечко не задело. Её смех казался мне ангельским гласом, и я не хотел, чтобы он прекращался.
Даша сочла свою выходку, как она сама выразилась, неприличной, а так как девушкой она была хорошей и недурно воспитанной, ей стало за себя стыдно, и она извинилась.
- Я знаю, что это непростой роман. Ты дочитай до конца и обдумай. А потом мы с тобой его обсудим, ладно? – проговорила Даша, положив руку мне на плечо.
Мне жутко захотелось её обнять, но я не мог сдвинуться с места, был не в состоянии пошевелить ни единым мускулом – таким окаменелым я сделался.
- У меня тут с собой ещё кое-что захвачено. Я тебе оставлю, а ты полистай, как желание будет,- на столе появились две книги: томик Есенина и сборник рассказов Чехова. Мне вдруг стало довольно радостно, ибо имена эти мне были знакомы. Конечно, ничего из их творчества я не читал и даже их портреты в глаза не видел, но мне было приятно осознавать, что моё невежество не являлось безграничным и у меня, как мне казалось, была надежда на спасение.
Я поблагодарил её, и мы продолжили убираться в моей комнате. Мне удалось выяснить, что никогда прежде у Даши не было совершенно никаких отношений – она пыталась дружить с какими-то мальчиками у себя в Украине, но в конечном итоге их «дружба» заканчивалась либо влюбленностью этих парней в Дашу, либо непристойными предложениями с их стороны.
Она была поистине чиста и невинна и этим она привлекала меня ещё больше – я, грязный испорченный ребёнок лелеял любовные чувства к Даше – к девушке с большим сердцем, высокими идеалами и настоящей моралью.
Я был на седьмом небе от счастья, замечая её ко мне интерес, в то же время не понимая, что такая девушка, как она могла найти в таком жалком насекомом, как я.
- У тебя очень добрые глаза,- сказала она мне однажды,- они – зеркало души. Я полюбила тебя за твою душу – за ту её часть, где ещё остался лучик света.
Мы стали встречаться с ней каждый день – экзамены Даша сдала на отлично, с матерью она ладила, так что наши с ней прогулки или посиделки у меня дома никого не смущали. Я совсем не употреблял. Не могу сказать, что мне не хотелось, но я старался держать себя в руках. Старался из-за всех сил. Я порвал свою дружбу с Майком – он всё-таки объявился, пришел ко мне, соблазняя мою ослабшую душонку на грехопадение, но я, стиснув зубы, послал его ко всем чертям.
Я вдохновлялся этой девушкой. Я вдохновлялся Дашей и литературой. Я с удовольствием читал всё, что она приносила – мой истощенный мозг всё больше пополнялся сокровищами русской и зарубежной прозы и поэзии. Даша научила меня понимать то, что я читаю. Узнав, что роман Джека Лондона, принесенный когда-то ею, был первой книгой в моей жизни, она совсем не рассмеялась. Это была чуткая, добрая и заботливая девушка.
Одним теплым майским днём, на лавочке прямо под вишнями, мы впервые поцеловались. Простите, но это слишком интимно, чтобы об этом рассказывать. Скажу только, что то была самая чудесная минута в моей жизни.
Наши отношения цвели и благоухали – Даша делала меня лучше, она лепила из меня человека.
Она была страшно самокритична, всё находила в себе какие-то изъяны, стремясь их исправить. Я этого не понимал – я не замечал в ней никаких недостатков, я был слишком ослеплен своей любовью. Искренняя привязанность и светлейшие ко мне чувства читались в каждом её прикосновении, во всяком слове, сказанном ею. Даша была моей мечтой, ставшей явью.
Со временем стало известно, что у Даши в России проживали родственники – в соседнем городке неподалеку, кто-то по маминой линии. Как-то она с матерью отправилась к ним погостить на недельку – мы с Дашей договорились встретиться сразу по их возвращении домой. Я с грустью принял тот факт, что я обречен на семидневное одиночество вдали от своей любимой. Она помахала мне ручкой и шепнула: «до свиданья».
Солнечной субботой началось для меня первое утро без Даши. Прошло оно самым обыкновенным образом: сперва холодный душ, затем теплый завтрак и новая книга, оставленная Дашей. Она считала, что я уже дорос до произведений Фёдора Михайловича Достоевского, и поделилась со мной частицей его творчества. Следующие два дня я провел в литературном забытьи, жадно листая гениальным пером написанные страницы.
Не могу сказать, что мне было легко – отнюдь нет. Даша оказалась права: русская классическая литература не всем по плечу – от читателя однозначно требовался определенный уровень подготовки. Конечно, я вовсе не был образцовым чтецом, но мне казалось, что я неплохо справляюсь.
На третий день я почувствовал, что устал – моему мозгу требовался отдых. Даша приучила меня к порядку и теперь в моей комнате было чисто, убрано: всё на своих местах, ничего не разбросано. Думаю, что именно это и побудило меня тогда открыть ящик стола, дабы отправить туда книгу, мною читаемую. И дёрнул же чёрт! Помимо всякого барахла, аккуратно сложенного, я увидел там малёхонький пакетик – совсем небольших размеров, частичку своей прошлой жизни, так нежданно ко мне нагрянувшую. Уже догадались, что это было?
И немало ведь дней минуло с тех пор, как я припрятал его, на чёрный день, дескать. До сих пор меня терзают сомнения: забыл ли я о том героине, что хранился в моей комнате? Забыл ли или помнил всё время?
Мне казалось, что я завязал, ведь любовь к Даше изменила меня, вдохнула в мою жизнь смысл, настоящий её смысл и, конечно же, уничтожила в прах мою мерзкую зависимость. Или нет?
Я пал духом. Зачем же я открыл этот ящик? Конечно, паниковать не стоило – выбросить эту гадость было делом плёвым. Уничтожить раз и навсегда. Послать прошлое куда подальше, забыть о Торговце, стать абсолютно новым человеком. А почему, собственно, нет? Я любил эту девушку, мою милую Дашеньку. Она открыла для меня чудесный литературный мир, а вскоре, как она сама обещала, я должен был познакомиться с музыкой – настоящей музыкой, а не тем жалким её подобием, коим я засорял свою голову в течение всей жизни.
Окончание университета и получение диплома были не за горами – я бы мог получить приличную работу и наконец слезть с шеи своих родителей. Я бы мог стать ответственным, самостоятельным молодым человеком и заботиться о ней, любить свою малышку. О, как я скучал по ней! Я же скучал по ней? Да! Несомненно! Впереди меня дожидалось светлое будущее – я крепко уверовал в это.
Я кинул взгляд на своё отражение в зеркале: в моих глазах читалась тоска, тревога, отчаяние. Боже, какой же в этом всём смысл? Зачем мне нужна любовь? К чему светлое будущее? Ведь этот наркотик так сладок и соблазнителен… Он здесь, рядом со мной – мой верный друг и надёжный товарищ.
Он стал для меня той самой пылью – пылью ангельской. Я вспорхнул мотыльком, и моя сладкая пыль унесла меня высоко-высоко, и я вновь ощутил на себе свежее дыхание Рая.
Говорят, бывших наркоманов не бывает. Так ли это? Мне бы очень хотелось проверить. Я хорошо помню одну историю, поведанную мне когда-то Майком. Не желаете ли услышать её? Я буду краток.
Один парень – птица невысокого полета, выходец из бедноватых слоёв имел честь довольно-таки близко познакомиться с этим наркотиком – героином, он сидел на нём крепко и был настоящим наркоманом. Смерть подкрадывалась к нему – медленно и подло, с каждым днём он приближался к пропасти, но ему не дали сорваться. За него взялись основательно и помогли выбраться из этой чёрной ямы – должно быть, кто-то из родственников или друзей.
Спустя некоторое время этот парень женился, в его семье появилась парочка очаровательных детишек и тёмное прошлое, казалось, оставило его навсегда. Тридцать лет – тридцать долгих и трезвых лет он был семьянином, мужем, отцом. А в один прекрасный день он ушёл, ранним, солнечным утром – ушёл и купил себе дозу. Героин одолел его. Так скажите же мне, бывший наркоман – это миф или не миф?
Довольно об этом. Хотите ли знать, чем закончилась моя история? Хотите или не хотите? Наберитесь терпения, я уже подбираюсь к концу.
В тот раз героин полностью поглотил меня – я занимался любовью со своим наркотиком так жадно, что едва не остался в его сладком забвении навеки.
Ото сна я таки пробудился и как же мучился я последующие дни мыслью о возможном повторении своего наркотического приключения! Я знал, что в моих силах было раздобыть новую дозу в ближайшую же ночь, но что-то внутри меня, некий проблеск света, чувство, напоминающее нечто, вроде любви останавливало меня. Оно терзало моё сердце, это чувство, рвало на куски, и всё стремилось остановить. Но что такое это чувство, в сравнении с тем, что мог дать мне мой героин?
Когда я отправился к Торговцу, я и предположить не мог, что не найду его на привычном месте. Он исчез. В какой-то момент он испарился, вместе со своим наркотиком - высококачественным героином, что уже успел разбаловать столько юных душ нашего города. Ничего иного мне не оставалось, кроме как разыскать Майка.
Выглядел он неважно – с момента нашей последней встречи он исхудал изрядно и создавал впечатление больного, подсыхающего старикашки. Оказалось, что он вовсе не держал на меня зла, ни капли, и охотно принял блудного друга обратно.
Мне удалось узнать от него, что уже с месяц или чуть больше Торговца никто не видывал – однажды он просто не появился в так хорошо знакомом нам переулке. Тогда я ненавидел Торговца – этого жалкого предателя, покинувшего наши жизни. Я не знал, что мне делать, куда податься, ведь мне так нужна была ещё одна доза.
На помощь мне пришел Майк, к чрезвычайному моему тогдашнему облегчению. Как он сам мне признался, весь тот месяц он сидел на «дешевом» героине, более низкокачественном наркотике, чем тот, которым снабжал нас Торговец. Да, это был тот случай, когда не безрыбье рак оказался рыбой.
Майк помог достать мне этот новый для меня героин – я взял немало, с запасом, и здорово удивился, получив от моего друга отказ присоединиться ко мне в попытках ухватить фортуну за хвост, возносясь к былым высотам. Я с ним не церемонился и уговаривать его не стал – мне не хотелось терять ни минуты, и я отправился прямиком к себе домой, где по обыкновению не было моих родителей, так как время тогда было дневное, в свою комнату, где мне никто не мог помешать воссоединиться с истинным смыслом моей жизни.
Мне вновь стало плохо – ну просто очень дурно, я не мог думать ни о чем, кроме как о скорой, незамедлительной инъекции. Я подготовил всё, как и подобает – мой Рай дожидался меня с нетерпением и с ещё большим нетерпением дожидался его я.
Наверное, вы сочтете странным то, что я нисколько не удивился, увидев в следующую секунду перед собой Дашу? Она была там, в моей комнате, с лицом без улыбки.
В тот момент я не отдавал себе совершенно никакого отчета в ходе своих действий или мыслей, оттого и не мог решить, правда ли передо мной возникла моя Даша или мне лишь почудилось. Как же мне было отличить Дашу реальную от Даши-иллюзии? До сих пор не уверен, что тот разговор между нами состоялся действительно.
- Что ты делаешь? – с изумлением, как мне кажется, выпалила она.
- Дашенька, мне нужен этот укол. Я очень и очень болен…
- Боже! Ты… ты спятил! Что же ты… делаешь, Никитушка? – страшно представить, что тогда творилось в её глазах. Она точно была напугана.
- Тебе нужно уйти. Ты не должна была это видеть. Прошу тебя, дорогая моя, уходи… Умоляю, голубушка, посторонись.
Ничего она не отвечала, не собиралась и двигаться с места.
- Уйди прочь, мать твою! Проваливай! – во мне кричало безумие – был слышен шепот Люцифера.
Даша упала подле меня на колени – я услышал, как она плачет. Она потянулась ко мне с объятиями – я отмахнулся. Пора было приниматься за дело.
- Не делай этого! Не смей! Не надо! – никогда прежде я не слыхивал её крика. Она молила меня отказаться от моей затеи.
В тот день, на полу в моей комнате, Даша боролась с моим чёрным человеком – она не желала отдавать меня в его кровожадные лапы. Она рыдала, называла меня «мой миленький», снова и снова пытаясь обнять, в изнеможении отталкивая и не давая мне осуществить задуманное. Мне нужна была доза, а она этого не понимала.
Представьте же себе, насколько она выбилась из сил, эта хрупкая девушка, пала духом, представьте же себе каково ей было на душе и на сердце, представьте же себе как она была глупа, моя Дашенька, как дурна была её мысль, как велико отчаяние, что толкнуло её на этот чудовищный шаг, на это отвратительное, трагичное преступление. Во имя чего? Во имя любви? Какой вздор…
- Если ты хочешь это сделать, то сделай это со мной,- прозвучал её голосок, такой же светлый и лёгонький, как и прежде, но уже лишенный радости, однако полный мук и тревоги.
Она была готова пройти через это вместе со мной. Конечно, она совсем не ведала, что делает – никогда прежде Даша, это невинное дитя, не сталкивалась с проблемой наркотиков – ну, быть может, только в кино, а тут перед ней распахнулась голая правда жизни – будни наркоманского бытия. Всё никак не смекну, что творилось тогда в её голове. И один вопрос волнует меня: зачем?
Даша Романенко была единственной девушкой, полюбившей меня на деле, по-настоящему. Полагаю, именно поэтому она и прошла через это вместе со мной – ступила на лезвие ножа, тонёхонькое, на самый его край. А разрез-то был неизбежен.
Она любила меня, а я нуждался в дозе. Мне казалось, что я непременно умру, если не получу то, чего мне так не доставало. Лучше бы так и случилось.
Но у Господа были другие планы. Одного не пойму: почему же Он оказался таким милосердным ко мне и таким жестоким, несправедливым и беспощадным к Даше? Что, я заслуживал жить больше, чем она? Правду говорят, видать, о путях неисповедимых.
- Как же ты попала сюда, милая?
- Ты имел неосторожность не закрыть дверь. Я просто вошла.
- Боже… какой идиот.
- Я люблю тебя, Никитушка.
Эти слова я слышу каждый день – её голос… ах, какой это был голос! Красота и милозвучие этого голоса вызывали улыбки и слёзы – единственный женский голос, девичий, отдавал эхом в моей голове, а моё сердце… моё сердце всё рвалось наружу – в поисках этого голоса, на веки похороненного в той проклятой комнате.
Спасибо, что перестали смотреть на меня. Что, тяжел взгляд юного убийцы? Я видел Храм во дворе вашей клиники – там, вероятно, полно народу. Ведь сегодня воскресенье. Мне так хочется пойти туда… Но скажите, какой в этом толк? Как горяча должна быть молитва, чтобы очистить сердце такого чёрного грешника? Перед вами сидит человек, полностью состоящий из гнили – я чувствую, что я мёртв. Может быть, это и есть ад? Здесь скопилась целая тьма грязных душонок, а также имеется Храм. Он дарит нам надежду на спасение, когда надежды давно уже нет.
Вам плевать на меня – я всего лишь цифра из списка, один из ваших вечных пациентов. Пропащий элемент.
Иногда она приходит ко мне во сне – моя Дашенька, на ней всегда белоснежное платье, а волосы собраны в хвост – они так славно переливаются на солнце, от них исходит приятный аромат. В моих снах она улыбается – такая молодая и чистая, она – слеза, горько пролитая, она – свет, что больше не светит.
