ТАСС уполномочен сообщить…-громкие, четкие слова выпадают из черного динамика и раскатываются по большой комнате...Советские войсковые подразделения вступили на территорию Чехословакии.
Сегодня среда, Боб обещал позвонить мне в пятницу. Я выскакиваю на улицу. Жара. На лавочке в тени пенсионеры обсуждают последние события.
Пойти покупаться - думаю я, проходя мимо "пикейных жилетов".
На пляже оживляж, пробираюсь сквозь завалы из горячих обнаженных тел.
- Салют, старик!
- Чароу, девочки!
- Приветик!
Все свои. Вода охлаждает, солнце кажется не таким жгучим, а небо по-прежнему голубое и бесконечное, с замысловатыми росчерками, остав-ленным реактивным самолетом.
Облака нужно смотреть с земли. Когда я был маленький, любил смотреть на небо, строить из облаков дома, города, корабли, путешествовать по ним, словно по высочайшим горным вершинам. На облака можно смотреть бесконечно, как на огонь или на море. Они движутся, меняют свою форму, окраску... Все зависит от точки зрения.
Если смотришь на них в отпуске, валяясь с утра до вечера на пляже, то они плывут медленно, лениво и сами ленивые и круглые будто бараны, а совсем не воздушные замки с королевской стражей. Сквозь тюремную решетку или больничное окно облака проносятся, в наблюдаемом квадрате, с крейсерской скоростью, имеют острые угловатые формы, наполняют сердце неясной тоской и зовут с собой в прекрасную неизведанную и далекую страну. Из иллюминатора самолета они имеют плоский, некрасивый вид. А в обыденной жизни, суете и спешке мы их не замечаем вовсе.
Как мы и договорились, мне Боб позвонил в пятницу к концу рабочего дня.
- Алло, все в порядке, подъезжай на вокзал.
- Превосходно, старик - похвалил я его.
Боба я увидел у газетного киоска, где обычно мы встречаемся.
- Нам надо взять что – ни будь с собой, не ехать же с пустыми руками - он потряс зеленым рюкзаком.
Полчаса мы бродили по гастроному, пока основательно не наполнили рюкзак букетом спиртных напитков.
Пригородная электричка набита битком. Часы пик предвыходных летних дней. Радио орет, низвергая на потные головы бравурные марши. Разговаривать бесполезно, все равно ничего не услышишь.
Мимо проносятся заводские трубы и цеха, цеха, цеха.
Колеса стучат в такт маршам: мы смелые и храбрые парни. Дома мы оставили молодых жен, сказали им что едем за грибами, а сами направились к девочкам в районный поселок, расположенный в сорока километрах от города. Вернее я говорил это своей жене один. У Боба "окно", она в командировке, улетела на самолете в модный город Таллин. Хороший городок на берегу Балтийского моря, жаль, я там ни разу не был. Мне давно хочется жить у самого моря.
На остановках в электричку входят и выходят люди. Мелькают станции, радио орет еще громче. Веселый парень, захлебываясь от восторга, "догоняет последнюю электричку". Постепенно пассажиров становится меньше.
- Пора и нам - говорит Боб, вскидывая на плечо рюкзак.
Мы идем по улочкам маленького незнакомого поселка городского типа. Боб расхваливает свою находку, девочки, что надо, изолированная хата из двух комнат в пятиэтажном доме. Рядом лес, речка. Одним словом рай и полное отсутствие контроля со стороны архангела Гавриила.
Вообще нам чертовски повезло. Он их подцепил, когда возвращался из командировки на речном теплоходе.
Боб пижон и любит комфорт. Он ехал в каюте первого класса, рядом они. Вышли на палубу, музыка, луна, мимо плывут берега, романтика.
Ну, Боб, естественно, подкатился. Он не любит упускать случая, выкидывает разные штучки-дрючки, те хохочут, чуть за борт не вываливаются, а он поливает: едет один телепат на тачке и чувствует у него задок забрасывает. Выглядывает, а заднее колесо спустило, туда - сюда ходит, вот-вот отвалится, а запаски нет. Напрягает он свой мозговой аппарат и думает - сейчас доеду до того дерева, и меня голый мужик с колесом встретит.
Подъезжает к дереву, нет мужика. Еще сильней думает телепат:
- Доеду до того столба, меня голый мужик с колесом встретит.
Подъезжает, нет никого. Рядом деревенька. Из последних сил думает теле пат - подъеду к крайней хате, меня этот самый мужик с колесом встретит.
Подъезжает - нет никого!
Вышел из машины, открывает дверь в хату, а там посреди комнаты стоит голый мужик и чуть не плачет, - ну нет у меня колеса, русским языком отвечаю - нет, ну что ты ко мне привязался.
Вечер вышел на уровне, они ему адрес дали, - приезжай, - говорят.
И теперь мы с ним отсчитываем дома. Вот он красавец, из сборных панелей. Для нас с Бобом пустяки найти человека, если мы о нем, хоть немного знаем.
Звонок мелодичный, будто кто-то за дверью дергает струны арфы.
Вышла одна, испугалась, опешила, обрадовалась, приглашает войти. В другой комнате сидит вторая, конечно не Беата Тышкевич, но немного похоже. Есть в ней что-то от нашего века.
Боб не дурак, вкус у него отличный.
Здороваемся, чинно покашливаем, чувствуем себя несколько сковано, говорим о погоде, об урожае на просо. Потом Боб спохватывается и знакомит нас. Для этого нужно пожать протянутую руку и назвать свое имя.
Вик - Галя.
Вик - Нина.
Ритуал знакомства соблюден. Теперь можно говорить на "ты" и о чем угодно.
Нина хлопочет у стола: огурчики, капуста, бифштексы, все чин-чинарем.
Боб достает из рюкзак одну за другой. Ударяет в голову старое солнце, собранное на виноградных плантациях, развязывает языки и руки.
Бью я ее по плечу легонько.
- Галка, а Галка, звезды ты любишь. Южные, крупные, с кулак. Смотришь на них и бродишь по оранжевым скалам. Я, Галка, не Манилов, восемь часов вкалываю так, что башка гудит как электродвигатель, включенный на две фазы, а мечтать люблю, о встрече с внеземной цивилизацией. Если это будет, все к чертовой бабушке полетит: войны, слезы, голод, болезни, а главное понятие людей о собственном "я". Ну, это будет
похоже, все равно, знаешь, как - будто в рас шумевший младший класс войдет добрый и мудрый учитель. Сразу стихнет шум и гвалт. Это будет здорово, Галка!
- Странный ты, Вик - говорит она.
- Нет, я простой, свой парень, Галка, я просто иногда думаю в свободное от работы время. Давай, Галка, выпьем за них. Поверь, они за нас тоже осушили не один Тихий океан.
К ночи мы рюкзак здорово разгрузили и нагрузились сами.
Я целовал Галку на балконе. Она целомудренно подставляла артистичные губы. Полная яркая луна освещала нас. Ни единого фонаря, только луна. И я, вдруг, увидел, что ее лицо похоже на лицо святой Мадонны - овальное, с правильными чертами, будто высечено из мрамора искусным мастером. То была не древняя Греция, ни эпоха возрождения, ни бурная эпоха второй половины двадцатого века. То был синтез все времен и народностей, символ женственности и совершенства.
- Галка, шептал я, - пораженный своим открытием, - где ты была раньше? Почему мы не встретились?
- Послушай, Вик, - голос ее трезвый - не говори банальных фраз, я считаю тебя умнее.
- Конечно, конечно - бормотал я в недоумении - теория вероятности, Лаплас, Гаусс и бесконечно малые величины. Галка, ты не обижайся, я не буду говорить больше глупостей.
Я приношу на балкон бутылку, мы пьем еще и я тону в поцелуе, как в бесконечно большом теплом море.
- Галка, давай уедем.
- Куда? Ты сейчас скажешь на остров Муреа или в Кордильера - де - Мерида, и не говори мне, пожалуйста, что я угадываю мысли. Иди лучше спать - голос ее усталый.
Я раздеваюсь, и мы ложимся все четверо. Я рядом с Галкой. Еще семь часов назад я не знал о ее существовании, но, я ее не трону. Мы с ней не так сильно пьяны и потом, потом... Что-то меня удерживает. Я не знаю что. Это где-то в глубине подсознания.
За столом она меня рисовала, честный открытый взгляд, волевое лицо. Это я. Но я только хочу быть таким, а она уже рисует меня в будущем. Я обнимаю ее левой рукой.
- Спи - говорит она шепотом.
Я не засну, я уже не засну до утра, я буду смотреть в твое лицо, освещенное луной и соприкаться с таинством любви.
Люди по разному смотрят на чужую любовь. Для одних эта любовь, для других проституция. Никто ничего не знает.
- Нет, Галка, я не засну сегодня, я буду говорить о любви, о чувстве, когда ты себя ощущаешь в пространстве и во времени. Когда ты держишь в ладонях бесконечность Вселенной и бесконечность веков и протягиваешь своей любимой. Когда в самом дальнем участке твоего мозга, закрытого всю жизнь на семь замков, неожиданно начинают пульсировать биотоки и, вспыхивая, рождается новая сверх гигантская звезда. У меня были женщины, Галка, я не мальчик. Я спешил это сделать, спешил замести следы, что бы не увидели знакомые, делал с гордостью или с геройс-
твом. Женился, но у меня никогда не вспыхивала новая звезда. Галка ты спишь?
- Нет.
- Я тебе надоел?
- Что ты. Говори, только я не пойму чего ты хочешь?
- Не знаю, я забрался на самую высокую вершину мира, закрыл глаза и сейчас хочу броситься вниз.
- Не надо, мы не одни.
- Хорошо, Галка, я останусь там наверху. А ты спи. Я буду охранять твой сон.
Я улыбаюсь как идиот. Розовые блики восходящего солнца скачут по стенам. Я засыпаю и просыпаюсь почти мгновенно. Солнце уже высоко. У меня с похмелья голова никогда не болит. Боб стонет.
Мы пропускаем по стаканчику прямо в постели. Такое себе можно позволить, тем более не так часто. Потом мы снова пьем и закусываем. Потрясая пустым рюкзаком, Боб предлагает ехать в город. Он старается нас убедить, что лес, река - хорошо, но он дитя цивилизации и, не по-
дышав сутки выхлопными газами автомобилей, начинает задыхаться как ры-
ба, выброшенная на берег. Я предлагаю понюхать ему зажигалку. Боб бьет себя в грудь и кричит - я хочу в город, где обещанный пастушок с дудочкой, в гробу я видел ваши пейзажики.
Боб здорово перебрал. Мы вываливаемся на улицу и ищем такси. На
это уходит битых полтора часа. Наконец, пред нами мелькает "зеленый глазок" и мы штурмом берем машину.
Боб плюхнившись рядом с шофером, небрежно бросает:
- Улица Резервная, 115,квартира 24.
- Это где? - недоуменно спрашивает таксист.
- В городе.
Таксист весело подмигивает правым глазом, они любят дальние рейсы. Задние боковые стекла опущены и ветер бьет мне в разгоряченное лицо, приятно его охлаждая. Стрелка спидометра скачет между 120 и 130. Шофер включает приемник.
- Сообщение ТАСС. Население Чехословакии проявляет спокойствие. Продвижение войск проходит беспрепятственно.
Боб щелкает переключателем и опять на наши горячие головы обрушивается бравурная музыка, ветер хлещет в лицо, скорость приятно расслабляет мышцы и пьянит тело.
- Боб не дурак - говорю я Галке - Боб славный парень.
Она снисходительно соглашается, открывая в улыбке белые ровные зубы. Ее красота ослепляет. Я на ее тело, лицо смотрю как на полотна Рафаэля, Рембрандта, Леонардо да Винчи. Я помню солдатские порнографические открытки, помню обнаженных женщин, чьи тела вульгарны и созданы только для удовлетворения мужской потребности. Но она удивительный цветок, чистый и свежий, нетронутый бурями неудач и волнами сытой жизни. А может, я все преувеличиваю, просто влюбился и все не так.
Так, так, так, проносятся мимо машины. Так, так, так - хлещет упругий ветер в лицо.
Быстро домчал нас таксист до города. На улицу Резервную мы не поехали. Через полчаса валялись на Телячьем пляже. Здесь несмотря на субботний день людей немного, толкучки нет. На этом пляже мы с Бобом купаемся редко. В списке горсовета он числится полудиким, пять или шесть грибков и одна шашлычная.
Мы валяемся на песке, через каждые десять минут окунаемся в воду. Меня Галка научила делать массаж. Нужно войти в воду выше пояса, расставить ноги на ширину плеч, сплести пальцы и, держа ладони перпендикулярно к животу, энергично водить вверх и вниз.
Нам с Бобом страшно понравилась такая водная процедура. Мы махали не меньше чем полчаса, потом сильно захотели есть и пошли в шашлычную.
Боб заказал пять бутылок Мукузани и по шашлыку, приготовленному по- кавказски. Я попросил лимон и, провертев в нем дырку, учил Галку выжимать сок на мясо. Потом я сбегал за одеждой и мы оделись.
Боб попросил еще принести Мукузани. Пока мы здесь сидели здорово набрались и Галка тоже. Уже начало темнеть, когда Боб позвал нас к себе. Такси мы не смогли найти и ехали в автобусе. Было ужасно жарко. Галку здорово развезло. Положив мне на шею руку, она безумолку болтала.
- Куда мы едем, Вик? Скажи что б шофер свернул на Килиманджаро, там на высоте 5895 метров не так жарко, там вечный снег. Скажи, Вик, есть ли на Килиманджаро снег?
- Не знаю - говорю я.
- Боб, а Боб у тебя есть дома телефон? Вот и хорошо, давай закажем президента Таньганики и спросим, есть ли на Килиманджаро снег. Боб, я хочу снега. Мы у него попросим снега, правда, Боб?
Потом мы едем на Резервную. Боб от остановки живет недалеко, сущий пустяк. Лифт не работает, испорчен пятый день, какой-то остряк написал на кабине фломастером - ближайший работающий лифт в доме номер 117. Придется на четырнадцатый этаж подниматься пешком. Мы с Бобом идем впереди, девчонки сзади. Я стараюсь говорить тихо:
- Послушай, Боб, а если она дома, ты уверен, что она приедет в понедельник?
- Я говорил с ней по телефону, она хочет выходные дни провести на море.
- Она дома, Боб!
- Ну и что? - говорит он.
- Это конец - говорю я - это все равно, что пройдет стадо диких мустангов или атомный смерч. Представляешь, сотни тысяч семей без крова, разрушены фабрики и заводы.
- Не трусь, Вик, у нас будут шансы попасть в комиссию по оказанию помощи пострадавшим районам. А там можно неплохо подзаработать.
- Нет, Боб я видел у тебя ее разъяренной всего один раз и больше мне как-то не хочется. Я лучше схожу в зоопарк. Там львишки, тигришки и прочие насекомые. Послушай, Боб, мы делаем восхождение на Фудзияма, - продолжал я хныкать.
- Ну и что? - говорит он - проваляемся по полгода в гипсе, отоспимся, отлежимся, очистимся от всего мирского.
- Ты идиот, Боб. Галка он идиот?
- Законченный.
- С незавершенкой - говорю я.
Боб щелкает английским замком. Ни в одной, ни в другой комнате никого нет.
- Пронесло. Боб, если мы выйдем отсюда живыми, мы должны поставить четыре свечи.
- Ты трус, Вик, или страдаешь пироманией.
- Ни то, ни другое. Мы с тобой храбрые парни, выходные дни посвятили восхождению на Фудзияма и сейчас сидим на краешке кратера, болтаем ножками и бросаем вниз камушки. Мы вознеслись в поднебесье, что бы очиститься от суеты и стать мудрыми.
Боб берет трехлитровый бидончик - ну ты пока возносись, а я сбегаю за разливным, позвоню четыре раза, три длинных и один короткий. Если иначе, вас нет дома.
- О Кей, Боб, - говорю я и включаю магнитофон.
В комнату врывается Эмиль Горовец. Я приглашаю Галку на твист. Пусть мир сотрясается от громких ударов барабана и тарелок. Пусть извивается, корчится и веселится в такт длинноногому саксофонисту. Пусть сотрясаются нравственные устои этого дома, стоящие на железобетонным опорах. Их не под силу раскачать даже слонам.
Танцуй, Галка, пляши. Задыхайся, Галка, от счастья и быстрых движений.
Боб пришел минут через сорок. Мы черпала вино маленькими фарфоровыми кружками. Гремел магнитофон, сигаретный дым висел над столом, словно легкое безобидное облачко над кратером вулкана. Пол дрожал и вибрировал от топота ног.
- Послушай, Боб, - говорю я ему тихо - какова вероятность приезда?
- Одна вторая или как говорят англичане, фифти-фифти. Последний поезд приходит в три часа ночи, потом до шести утра нет ни поездов ни самолетов.
- Хорошенькая перспектива. Боб, может нам спуститься в бомбоубежище и пересидеть суровые времена?
- Послушай, Вик, тебе служить только в корпусе мира, для иностранного легиона ту не подходишь.
Звонок раздался в одиннадцать, ноль-ноль.
Боб немного побледнел, но храбро, как и подобает старым легионерам, поднялся и пошел в прихожую.
Я сел на диван и закрыл глаза. Начинается, надо раздать всем подушки и будем пробиваться на лестничную клетку. Боба будем выносить. Надо постараться вынести его живым.
Он заглянул через минуту.
- Кто это? - небрежно спросил я.
- Так себе, один сосед попросился позвонить - ответил он мне в тон.
Потом он пошел на кухню и принес бутылку коньяка. Опять загремел магнитофон, мелодично зазвенели рюмки, заклубился сигаретный дым.
Бедные девочки, они думают, что коварный вулкан Фудзияма находится
в далекой Японии. А мы добропорядочные холостяки, выходцы из аристократических семей, веселые, беззаботные парни.
Потом мы пили еще что-то и Галка пела под гитару веселые туристические песни.
Потом мы с Галкой остались в комнате одни. Она подошла ко мне и положила руки на мои плечи.
- Мне раздеваться?
- Да.
- Совсем?
- Да.
- Тогда отвернись.
- Не буду.
- Почему?
- Я хочу видеть прекрасное.
- Я тушу свет - она щелкнула выключателем.
Опять луна освещала наши лица, только теперь мы были одни. Одни во всей Вселенной. Мы мчались на голубом шарике со скоростью 30 километров в секунду по бесконечным просторам космоса, сидя верхом на вулкане. Потом луна куда-то исчезла и началась гроза. Духота дня вылилась грозовыми ливнями. Полыхали синие молнии, гремел гром.
- Закрыть окно? - спросил я.
- Нет. Я буду смотреть, как сердится небо за то, что мы с тобой грешили - ответила она смеясь.
Галка встала и подошла к окну. Крупные капли дождя застрочили по железному подоконнику. Черное небо распахнулось огнем, освещая ее бо-жественную нагую фигуру, будто сотворенную из мрамора.
Разрывая ткани облаков, грянул гром. Это было великолепное зрелище. Потом она пришла и легла рядом со мной. Лицо и волосы ее были мокрые. От нее пахло грозой и свежим дождем. Потом мы крепко заснули.
Нас разбудил настойчивый звонок. Боб сначала подумал, что это будильник, но звонок повторился снова. Теперь я увидел как Боб здорово перетрусил. Открывать дверь в неизвестное ему явно не хотелось, но настойчивость звонков говорило о том, что посетитель уходить просто так не собирается. Так могла звонить только она в свою собственную
квартиру, не торопясь, с твердой уверенностью в то, что за дверью хозяин замешкался на минуту, прыгая на одной ноге и не может спросонья попасть другой в закрученную штанину.
Потом Боб крикнул резким срывающимся голосом - иду...
Мы забросали расстеленные кровати чем попало и все перешли в одну комнату.
- Начинается - подумал я с некоторым облегчением в который раз за это время.
Боб, хромая на левую ногу, будто подбитый пес, поплелся к двери.
Щелкнул английский замок, и наступила тишина. Было слышно тонкое
жужжание мухи. Я закрыл глаза, в голове завертелись дурацкие мысли - раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять. Сейчас зайчика будут потрошить, разделывать под орех. Надо для него собрать по рублю на белые тапочки. Чижик - пыжик где ты был? - я открываю глаза.
Перед Бобом стоит незнакомая девушка, держит в руках телеграмму и
предлагает ему расписаться в квитанции.
У Боба довольное, ухмыляющееся лицо. Он прочел телеграмму и подал мне...
Резервная, 115, квартира, 24, Гамашину Н.П. Вылетаю самолетом рейс 1420, встречай, целую, Клара.
- Милая девушка, - начал Боб несколько нахально, - я очень рад, что вы нас разбудили, но в нашей квартире не проживает гражданин Гамашин Н.П. и мы не ждем в гости товарища Клару.
- А что же мне делать? - спрашивает она растерянно и наивно, не замечая издевательского тона.
Боб пожимает плечами, - я не знаю, но это будет ужасно если они не встретятся. Напрасно гражданин Гамашин Н.П. будет нервничать и грызть ногти в ожидании телеграммы, а товарищ Клара беспокойно всматриваться в толпу встречающих. Она там не увидит Гамашина Н.П.
Потом мы вспомнили, что под номером 115 есть еще три корпуса и подробно объяснили как их найти.
Она нас поблагодарила и начала спускаться вниз по лестнице.
- Передайте от нас привет гражданину Гамашину Н.П.- крикнул вдогонку Боб.
Мы с облегчением захлопнули дверь и вернулись в квартиру. Боб включил радио, передавали утренние новости - сообщение ТАСС, положение в Чехословакии нормализуется, передаем легкую музыку. Послышался треск, шип, взвизгнул саксофон, и ударили барабаны.
Боб предложил сбегать в магазин, но я воспротивился, пить мне больше не хотелось. У Галки был помятый видок, между ней и Беатой легла огромная неодолимая пропасть. Мои внутренности заполнила пустота. Мне захотелось домой, принять ванну и отоспаться. Я сейчас скажу Галке, что я уйду и больше никогда не вернусь. На ум пришли стихи, написанные мною в далекой юности:
Посмотрел я ей прямо в глаза,
А в глазах бушевала гроза,
Собрав горькие складки у рта,
А во мне пустота, пустота...
Тонким пальцем платок теребя,
Одиноко ушла она прочь.
Обманул, обокрал я себя
В эту темную гадкую ночь.
Боб предложил ехать на пляж и позавтракать в шашлычной. Мы сог-ласились, но по дороге я вышел под предлогом забежать на минуту домой. Боба я предупредил, что, скорее всего не вернусь. С автобуса я зашел на рынок и пройдя грибные ряды, остановился напротив барыги с хитрым базарным лицом. При одинаковой цене в двадцать копеек, кучки у него были большие, с тщательно замаскированными червивыми грибами и всех разновидностей, и перемешанные с травой и листьями. Я начал указывать ему пальцем. Истратив за минуту три рубля и набив спортивную сумку грибами, я отправился домой.
Мои лесные находки жену не обрадовали, она накричала на меня, на-говорила кучу неприятных вещей. Кто-то видел и ей передал, каких грибов мы с Борисом привезли из леса. И что мы идиоты, и заурядные кобели и напрасно корчим из себя суперчеловеков. Ничего нового мы не дадим человечеству, разве только кучу дерьма. Она распалялась все больше, и больше и ее нельзя было остановить.
- Подонки, вы с Бобом и лезете с ним головой в жерло вулкана.
Я с ней вяло соглашался - да подонки мы все и взбираемся на вулкан Фудзияма, что бы забросать огнедышащий кратер шапками- ушанками. Но пойми, в нашем движении больше инерции, чем сознания. Мы только недавно окончили институты и у нас есть время взяться за ум.
Она бушевала три дня, потом утихла и у меня на работе началась полоса неудач и неприятностей.
Я пережидал это беспокойное время, чтобы опять с Бобом поднять хрустальные стаканчики, наполненные живительной влагой старого солнца, моря, прибрежных песков и выпить за новую жизнь без ошибок, за настоящую, правильную, о которой мы с ним иногда мечтали в стеклянном кафе-аквариуме с поэтичным названием "Бригантина".
