Что мне ночью?! Только звёзды! Только свет слепой луны! В одиночестве угрозы среди мрака мне слышны, - «Быть одним тебе на свете и не видеть радость дня! Вечным быть тебе изгоем пока вертится земля!»
Имбирный чай так терпко манит. Не луноликих мы кровей,
Застывший мед янтарным глазом ведет в певучую газель.
Мир аксакалов, саксаулов, кругом сыпучие пески.
С барханов караван стекает из сухопутных кораблей.
Старый двор стоит в укор на том же месте.
Помню там себя ещё в далёком детстве.
С давних пор остался здесь глоток тепла.
Только нет сирени, что вокруг цвела.
Упасть на твоё плечо и - рыдать, рыдать - по старой – давно забытой уже – привычке. Прости, я, наверно, кажусь тебе истеричкой, но мне очень сложно с чувствами совладать.
Мы сколько с тобой не виделись – лет так сто? Шучу. Ну, конечно меньше – всего пятнадцать. А ты изменился внешне! Но взгляд – всё тот, улыбка - никто не может так улыбаться!
Прости меня, я тебя перестала ждать. - На гвоздь запасные ключи – в чулан – повесила. Хотелось жить беззаботно и даже – весело, и злыми ночами в рыданиях не умирать…
Почему я его, потеряв, называю судьбой? Потому что открыла в себе не известное что-то: Я безумно скучаю! Беседую с ним (но с собой), на двоих по привычке готовлю обед по субботам.
Я не верила в то, что бывает на свете любовь. Я ступала по судьбам людским озорным верхолазом. «Вот и с этим мальчишкой», - я думала, - «Буду собой: если что-то не нравится – брошу решительно, разом!»
Было просто тогда откреститься коротким «прощай», легкость нрава его перепутав с ребячьим «незрелость». Рассердиться на это мальчишество - брать укрощать и, устав от бессилья, уйти налегке - как умела…
Кто же ведал тогда, что распнет эта жгучая боль, захлестнут стихотворством ночным прошлогодние звуки?! Я его, потеряв, называю своею судьбой потому, что открыла любовь в этой долгой разлуке.
«Он - не твой, он – чужой, он тебе – посторонний!», - Я себе говорю, и сжимает гортань. Будто Кто-то вложил его имя в ладони И сказал: «Донеси!» и сказал: «Не отдай!»
И тропу показал - через колкие пущи. А дорога длинна, а дорога трудна. Но надежда светла и любовь так живуча, Что твержу: «Донесу!», что твержу: «Не отдам!»
«Он - не мой. Он – чужой. Он, увы, посторонний!», - Повторяю запреты опять и опять…
Но кончаются силы в краю бездорожья, и так трудно нести, и так сложно отдать…